Cотки

— продолжил Влад.

— Еще раз, ну попробуем… Начнем заново. Алло? Ты слушаешь? Что там у тебя происходит?!

Сосед выл.

— Ничего… Я попозже перезвоню, ладно? — пробормотала я перед тем, как отбить вызов.

В прихожую я брела, как лунатик, едва осознавая происходящее вокруг. И сколь глубоким был мой сон наяву — столь же оглушительным было пробуждение, когда я увидела блестящие лужицы слюны на полу, рыдающего соседа и нависшего над ним мистера Черепа.

Я увидела их словно впервые; не только их — но и себя — со стороны, по-новому осознала ту невыносимую пустоту, борьба с которой поглощала меня, ради борьбы с которой я раз за разом обращалась к самым темным своим помыслам и стремлениям. Пустота была внутри и вокруг меня; была невообразимо старше меня и древнее всего вокруг: эта невероятная, невыносимая пустота лежала в основе самой жизни… Лишь память, свободная от нее, казалась прибежищем, но ничего — не только мертвую собаку — ничего, ровным счетом ничего невозможно было вернуть: ни старого дома, ни прошлой дружбы, ни сломанной жизни, ни детского азарта… Только лишь построить что-то новое. Если на это хватало сил.

— Я правда не могу вам ничем помочь… Уходите! Убирайтесь! — Не дожидаясь, пока сосед обратит на меня внимание, я приказала мистеру Черепу вытолкать бедолагу за порог и захлопнула дверь. Его вид вызывал у меня ужас. Это я довела его до ручки, до животного состояния; он был мерзок и жалок в своем юродстве — но, все же, им руководили лучшие из возможных чувств. Я же была почти одно лицо со злополучной Нуськой: такой же бессмысленный брех с брызгами слюны и злобы вырывался из моего рта; я так же норовила прихватить любого, кто был мне неугоден — но если собака хотела порвать, ранить, убить, то мне милее было уязвить и унизить.

И все ради чего?

Ради того, чтоб хоть на миг укрыться от того, от чего невозможно укрыться… Меня терзала не совесть — или, вернее сказать, не только совесть: осознание совершенной бессмысленности и, при том, неизбывности произошедшего и происходяшего. Я, едва дыша, стояла посреди квартиры — дрожащий комок нервов перед бесконечной пустотой; будь я, в самом деле, Нюськой — непременно обделалась бы от страха. Но я, все же, была умней… Или же меня попросту лучше воспитывали?

Картонные монстры недовольно ворочались за шкафом. Мистер Череп смотрел с беспокойством, но против меня он, как я и думала, был бессилен: так уж повелось испокон веков, что только игроки — а не фишки — могут нарушать правила.

Я перезвонила Владу и успокоила его в двух словах, назначив встречу на следующий день. Затем набрала Егору.

— Здрав будь, можешь дать Михин номерок?

Егор, обычно не докучающий окружающим своим любопытством, на этот раз наотрез отказался делать что-либо без объяснений. Пришлось все ему рассказать, и к Михе мы поехали вместе. Миха отпираться не стал — не рискнул — и подтвердил все, о чем я уже догадывалась и так.

Донельзя правильный, рассудительный и серьезный Миха, образцовый старший брат, заметил, что младший странно себя ведет и вызнал у него про «волшебную» сотку, которая якобы приносит успех в игре, пробуждая в человеке «потустороннее», начиная с интуиции и заканчивая нечеловеческой удачей. Миха скептически хмыкнул, но, как и положено правильному старшему брату, подозрительную сотку забрал. Вскоре выяснилось, что волшебство не сводится к суеверию, а «потустороннее» и вовсе чрезвычайно многообразно — тогда-то Михина правильность и дала сбой. Как наверняка сказал бы мистер Череп, если б мог: «Всякий покажет обратную сторону, если правильно разбить». Компания мистера Черепа Михе очень не нравилась, но избавиться от сотки он не сумел: сожженная или разорванная, она на следующий день снова появлялась в кармане. Потому, когда подвернулся случай, Миха не справился с искушением подбросить ее лучшему другу, оправдываясь тем, что, в случае чего, в любой момент сможет вмешаться и все исправить. Но тут появилась я. С одной стороны, это было для него огорчительно, с другой — ровно наоборот, потому как моя судьба его на тот момент не слишком-то волновала… — Рожу бы тебе начистить, — мрачно сказал Егор.

— Жаль, бестолку.

Миха виновато потупился.

— Бестолку, верно. Так что принесите лучше из магазина молока, — попросила я.

— В стеклянной бутылке.

Мало кто, кроме фанатов, сейчас знает об этом, но когда-то сотки — сaps«ы — были milkcaps«ами, то есть, попросту — крышками из-под молока. Потому мне пришло в голову, что лучше всего попробовать запихать сотку мистера Черепа именно в молочную бутыль.

Егор и Миха принесли тару, и мы пошли к реке.

По безлюдной набережной ветер гонял опавшие листья. Я зашвырнула бутылку как можно дальше; она мелькнула среди волн раз, другой и скрылась под водой.

— Ну как? Сработало? — Миха сверлил меня взглядом.