Гитара, снег и поющий ветер

А потом Александр повесился… Если бы Игнат только знал, к чему приведет ссора. Но тогда он и подумать не мог, что Сашка настолько подавлен. Все в группе привыкли видеть в нем энергичного, целеустремленного человека. Пожалуй, из коллектива наиболее склонным к суициду был сам Игнат. Вечно мрачный, уставший и отчаявшийся. Но вот он — живет дальше, а Сани больше нет… Игнат боялся, что волна негатива захлестнет и оставшихся участников группы, но банда не распалась. Лишь ушла но дно, обратившись к покою и временному затишью. У ребят порядком накопилось проблем, передышка пойдет только на пользу. Игнат тоже хотел вернуться к покою, забыть, насколько это возможно, о прошлом. Как обычно, он обратился к творчеству, чтобы выплеснуть из себя всю тоску и скорбь, воплотить ее в музыке.

Игнат вышел на дорогу. Потолок белых от снега ветвей остался за спиной, и с серого неба на голову обрушилась привычная неразбериха и путанность.

Игнат отметил отсутствие теней. Свет опускался с седого грязного неба катарактовым туманом, застилая любые признаки появляющихся на снегу темных очертаний. Обстановка казалась нереальной, вышедшей из-под руки убогого художника, способного не более чем на раскрашивание трафаретов.

Разбитая дорога под ногами оказалась полностью укрыта снегом. На дачном поселке, судя по всему, не было ни души. Соседские дома оживали лишь по весне, когда измученная земля вскрывалась черными язвами огородов. А шумно здесь было только летом. Благодаря детским голосам, среди которых когда-то звучал и голос Игната. Теперь Игнат хотел лишь молчать. Он уже давно устал копаться в себе. Искать причины, толкающие его к осознанному затворничеству. Не хотел он ни обижаться на этот мир, который не в силах был принять, ни прощать другим их обиды. В конце концов, он не мессия, и не в силах избавить мир от греха, боли и слез. Он просто хотел остаться один, спрятаться от рока.

Игнат слышал, что одиночество — это дар талантливых людей. Доля истины в выражении была, но одиночество — это не панацея от меланхолии. Это тюрьма с сырыми от невыплаканных слез стенами и прогнившими от невысказанных слов полом и потолком. Игнат добровольно запер себя в чахлых казематах, а ключ носил на груди как распятье, тем самым оставив только себе право на освобождение от гнетущих мыслей. Игнат ждал человека, что протянет к нему руки через ржавые решетки, поймет и примет на себя часть боли, сковавшей сердце музыканта. Тогда в заточении не останется смысла.

Игнат остановился, достал из внутреннего кармана блокнот и ручку. Чернила замерзли. Он укрыл стержень в ладонях и согревал дыханием, пока тот не согласилась записать на бумагу неожиданно родившуюся фразу.

Я играю для демонов, для палачей, Для тех, кто возьмет мою боль и вернет ее людям.

Может, слова станут началом новой песни, а может, останутся всего лишь каракулями в потрепанном блокноте с пушистой белкой на обложке.

Игнат спрятал блокнот, вставил холодные пробки наушников и двинулся дальше. Впереди виднелись припорошенные снегом крыши загородных домов. Вскоре показались первые признаки запустения. За запертыми калитками грустили пустые скамейки и облезлые беседки. В одном из дворов валялся опрокинутый трехколесный велосипед, который почему-то оставили на растерзание погоде. В другом Игнат заметил сломанные подвесные качели. Одна веревка оборвалась, деревянное сиденье провисло и примерзло к земле. Но больше всего Игната поразил огромный огород, утыканный крестами распятых пугал. Обезличенные служители тихо следили за живым человеком, непонятно зачем прибывшим в царство пустоты и забвения. Тощие фигуры покачивались на ветру, а одно пугало флигелем кружилось в вальсе.

Дом Игната стоял на самом отшибе. Мало-помалу лес поглощал старое здание. Кусты дикой малины колючими волнами уперлись в покосившейся забор, за тонкой стеной которого набухали высокие сугробы, прикрывшие заросли крапивы и репейника.

После смерти бабушки дом оказался никому не нужным. Игнат размотал брякающие цепи, удерживающие калитку. Среди родственников не оказалось никого, кому пришлось по душе копаться в земле и сгибаться над грядками, а на шашлыки можно было выбраться куда-нибудь и поближе. Тем более рядом не было ни реки, ни озера — одни лесные болота да комары.

Игнат обошел дом, склонился у водосточной трубы, свесившейся с крыши окоченевшим удавом. Нащупал внутри примерзшую тряпку, с трудом оторвал ее ото льда и с не меньшими усилиями выколупал из мерзлой ткани ключи. Морозы нагрянули неожиданно, и если бы Игнат знал, то взял бы ключи с собой, когда неделю назад приезжал чтобы привести компьютер и прочую аппаратуру для записи, а не сунул их по привычке в водосток.

Внутри было холодно. Но это Игнат вполне предвидел, потому тогда же, неделей назад, принес к буржуйке достаточно дров. Огонь разошелся быстро, но дом упрямо хранил холод.

Пока не стало достаточно тепло, и чтобы не ходить в верхней одежде, Игнат переоделся в теплые вещи.