Мой человек

Вода не тиха, плещет сердито о склизкие камни. Я парю над течением, высматривая добычу. Иногда я ощущаю, что устаю искать. И тогда надолго впадаю в спячку в своём гнезде, и даже мелкая нечисть не рискует тревожить мой сон визгом и хохотом. Я сплю столько, сколько позволяет мне голод: извечная жажда таких как мы приникнуть к тёплой, слабой человеческой плоти и превратить её в прах. Я уже знаю, что если сегодня не найду своего человека, усну до следующего полнолуния и снова буду смотреть сны из жизни людей, кажущиеся реальностью. Оттого ли это происходит, что я — та, что несёт им смерть, а, значит, имеет тайный доступ и к жизни?

Одинокая фигура медленно движется вдоль парапета, сопротивляется ветру. Огонёк сигареты вспыхивает в ночи. Человек останавливается посмотреть на воду. Что он видит в ней, в этой похожей на нефть тягучей жидкости? Я бесшумно опускаюсь сзади, складываю крылья, принюхиваюсь, прислушиваюсь. Перед моими глазами его затылок в трогательных завитках русых волос. Незнакомец молод, полон сил… и находится на распутье. Мы чувствуем такие вещи, считываем любое сомнение, улавливаем мельчайшее колебание духа. Что-то такое он решает для себя… невозвратно важное.

Медленно… Медленно я протягиваю руку и легонько касаюсь когтем его шеи. Надавлю чуть сильнее — вскроется красная полоса, набухшие капли одна за одной будут впитываться в воротник его рубашки.

Мои ноздри дрожат от предвкушения… Но сначала я должна спросить.

Он разворачивается, а увидев меня, резко откидывается назад, едва не кувыркнувшись через парапет. Приходится сгрести его за полы куртки и притянуть к себе. Какое тщательно выписанное лицо! Открытое лицо хорошего человека. Но он готовится совершить ошибку. Причин и последствий этого я не ведаю, только после — он никогда не сможет стать прежним светлым парнем.

— Ты — мой человек?

— Господи, боже мой… Что ты такое?

— Отвечай мне!

— Не понимаю… — Отвечай просто — да или нет? Разве это сложно? Ты — мой человек?

— Нет, конечно, нет! Отпусти меня, пожалуйста! Чего ты хочешь?

Я разглядываю его, как произведение искусства. В мире так мало красивых мужчин! Но ещё меньше красивых мужчин, в лицах которых нет порока. Пока — нет, ибо я помню про распутье. И не хочу дать ему оступиться!

Он бьётся в моих руках мотыльком. Сильным, надо сказать, мотыльком. Но я сильнее. Я не сделаю ему больно, в память о том, каким хорошим он был до того, как впустил сомнение в душу. Я поцелую его так, что он забудет о страхе и осеннем ветре, о плеске воды под парапетом, и загнанном биении собственного сердца. Я выпью его прошлое и несостоявшееся будущее, его детские обиды и взрослые сомнения. И вновь сломанная игрушка упадет в пасть речного Уробороса с негромким всплеском. Змей получит свою долю и успокоится в каменной колыбели, а я отправлюсь домой. Устала рыться в помойке человеков, перебирать куски плоти и обрывки эмоций. Спать, спать, спать… И видеть сны.

— Смотри не перегни палку! — говорит Евдокии коллега по работе, Люда Смешинина.

— Ты о чём?

— Слишком частое использование солярия приводит к раку кожи! — назидательно поднимает палец Люда.

— А это, знаешь ли, дело неприятное!

Да что такое? Евдокия уходит в туалетную комнату — посмотреть на себя в зеркало. Кожа, бывшая ещё утром нормального цвета, сейчас выглядит смуглой, с малиновым оттенком ожога. Действительно, или в солярии перележала или бронзанта слишком много использовала.

Девушка с интересом разглядывает собственное лицо, будто чужого человека видит. Глаза… Они поменяли разрез, внешние уголки глаз поднялись, брови кажутся татуированными, и губы ярки, как никогда. Слава богу, что под начёсанными волосами никто не видит двух кожистых валиков с торчащими из них остриями. Евдокия осторожно просовывает под локоны пальцы — так и есть, твёрдые конгломераты чуть подросли!

Мысль приходит извне, будто кем-то нашёптана: время взять отпуск. Не раздумывая, не сомневаясь, она идёт к Кобре и вдохновенно врёт про заболевшую в Твери одинокую родственницу. Кобра недовольна. Однако она отпустит Евдокию, хотя бы в память о том, устранённом, местечковом апокалипсисе.

Евдокия еле дорабатывает до конца дня. Кожа горит и чешется, в голову лезут мысли об аллергии, свином гриппе, какой-нибудь экзотической лихорадке… Но она помнит про поцелуй на заплёванной лестнице. Помнит, хотя всеми силами пытается забыть. У неё есть две недели за свой счёт, чтобы попытаться понять, что происходит. Сейчас она придёт домой, выпьет таблетку супрастина и ляжет спать. А завтра, на свежую голову, подумает, к кому обратиться за помощью, и что делать дальше… Но наутро веки отказываются впускать свет. Голова тяжёлая, как после нескольких бокалов коньяка, хотя Евдокия не пила ничего не ночь… даже антигистаминное! И отчего так ярко горит люстра? На дворе должен быть день!