Картонный человек

— Да. Это как раз два разных бредовых сюжета. Первый сюжет: пациент наблюдает за темнотой и любуется сменой образов. В этом мельтешении он замечает особенную галлюцинацию, которая становится основой бреда. Её может заметить каждый.

— И поэтому надо всех обзвонить и предупредить? Несостыковка, Аннушкин.

— А это уже второй сюжет бреда. Когда картонного человека можно не только заметить, но и увидеть. Сейчас… Диктофон зашипел дальше.

— Вы также отпилили себе ногу.

— Это был не я. Это сделал картонный человек. Потому что ему не понравилось, что я его увидел.

— Но Вы говорили, что картонный человек хочет, чтобы его увидели.

— Говорил. Я ошибался. Он хочет, чтобы его заметили. Но не хочет, чтобы его увидели.

— А в чём разница?

— Заметить можно случайно. Но когда ты смотришь и ждешь, а потом не отводишь взгляда, то ты видишь.

— Поэтому если я закрываю глаза и жду, то ничего не происходит?

— Ты неправильно смотришь… — Ну и так далее, — Игнатий поставил диктофон на паузу.

— После этой беседы я понял, что значит «неправильно». Заметить можно только случайно, спонтанно. И этим пациент занимался всю первую часть своего бреда. Во второй части он стал созерцателем. И почти сразу поплатился за это ногой.

— А чем он ногу-то себе отрезал?

— Не знаю. Обыск проводила милиция, а они особо не отчитываются. Но разрез был очень аккуратным, ровным. И таким… решительным.

— Профессиональным?

— Да.

— А пациент, надо полагать, без образования?

— Девять классов средней школы.

— Привыкайте-привыкайте. Наши подопечные и не такое вытворяют. Когда дело касается воплощения в жизнь бредовых идей, нет никого смелее и способнее. Так чего добивался пациент повторением этой фразы?

— Старался спасти меня. Боялся, что я смогу не просто заметить, но и увидеть.

— Кстати, поздравляю с первым успехом. Вы помогли пациенту убрать раздвоенность. В первой беседе он не мог разделить два действия и метался между «хочет, не хочет».

— Да. Я уцепился за эту разницу. Предположил, что надо помочь пациенту «заметить» как можно больше внутренних образов.

— Зачем?

— Потому что пациент боялся «увидеть». Эта граница гораздо глубже, чем кажется.

— Замечать, чтобы жить. Видеть, чтобы погибнуть?

— Как-то так. И у меня получилось. Потому что весь остаток беседы пациент был на удивление конкретен и последователен.

— Евгений! Мне кажется, я понял, почему я неправильно смотрю.

— Да неужели?

— Да. Заметить можно только случайно. И это безопасно.

— Правильно, доктор. Но не расслабляй жопный мускул. Я тоже поначалу думал, что в безопасности.

— Что же случилось?

— Сначала я просто любовался образами в темноте. И засыпал, когда образы тонули и распадались. Но со временем сон стал задерживаться. И я мог еще несколько секунд следить за неподвижной и чистой темнотой. Это абсолютно чёрный фон, а в ушах стоит звенящая тишина.

— Да, это состояние знакомо многим людям. Мне, кстати тоже.

— Поэтому я и звонил всем, чтобы предупредить. Однажды в этой темноте я заметил белого картонного человека. Он бежал куда-то по своим картонным делам. Я не придал этому значению. Через неделю я заметил снова. После этого я специально старался подольше не засыпать.

— Но ведь мы с Вами уже поняли, что заметить можно только случайно.

— А я тогда этого не понял. Совсем не понял. И стал следить за картонным человеком. И он стал приближаться. Он становился больше, его контуры проступали резче. И картонные грани угрожающе сверкали, словно стальные лезвия.

— То есть, Вы не просто замечали. Вы видели и созерцали.

— Да! И картонный человек меня тоже увидел.

— Как Вы это поняли?

— Картонный человек обернулся. Я не знал, что плоская картонка может быть такой объемной. Он просто обернулся. И отрезал мне ногу.

— Было больно?

— Очень. Но я решил, что должен предупредить всех. И стал делать звонки. Не смотри во тьму, не пытайся заметить. Иначе увидишь.

— Кажется, я Вас понял. Хорошо. Я не буду смотреть во тьму. И всех остальных попрошу этого не делать.

— Спасибо тебе, доктор. Теперь я спокоен.

— И что Вы теперь собираетесь делать?

— А что мне еще остаётся? Хочу последний раз посмотреть на картонного человека. Столько грации в его движениях. Его контуры точны. Он распарывает темноту и наполняет пустоту моего мира.

— Вы не боитесь?

— Боюсь. Я знаю, что картонный человек не простит меня. Возможно, завтра мы с тобой уже не сможем говорить, доктор.

— Вы хотите покончить с собой?

— Это сделает картонный человек. Мне, в общем-то. всё равно.

— Вы же понимаете, что нам придётся немного ограничить Ваши движения?