Черный гробовщик

Вы, Иван Петрович, вспомните: сколько вы покойников обокрали, сколько родственников раньше врачей огорошили, сколько усопших спустя рукава зарыли? Неужели вам самому не стыдно?

Протасов, побелев от страха, вжался в кожаные подушки. Тем временем гость продолжал перечислять его грехи:

— С могил плиты воровали, по третьему кругу пускали, цены завышали, с вдов и сирот сдирали последнюю шкуру, именуя всё это «скидками»… У подъезда усопшего с конкурентами дрались! Киллеров нанимали! Врачей подкупали! Разве этого не достаточно, чтобы вас, извините за ваше же выражение, урыть?

Внутри Протасова что-то сорвалось. Он рухнул на колени и бросился лобызать туфли Чёрного Гробовщика:

— Умоляю вас! Заклинаю! Виноват! Каторжен! Чем хотите искуплю! Всем святым прошу! По-ща-ди-те! Дети малые!

— Какие дети?

— Жена! Жена то есть! Племя-а-анники… — Ну-ну, милейший, — отстранился гость, разглаживая стрелки на брюках.

— Хватит костюм мне мять. Впрочем, я пока пришёл без инструмента и, так сказать, изучаю ситуацию. Насколько она, так сказать, безнадёжна… — Винова-а-ат! — заголосил Протасов.

— Виноват! — и бухнулся в ноги гостю.

— Братец, родненький! Не погуби, бра-атец!

— То есть вы осознали весь сволочизм прожитой жизни? — поинтересовался гость.

— Осознал! Каюсь! — заголосил Протасов так, что соседи, верно, решили, будто похоронщик хватил белочку. Гость поморщился.

— Виноват, — слегка опомнившись и придя в себя, продолжил Иван Петрович.

— Мировая обстановка располагает. Ужасные времена. Все стараются урвать кусок. Я сам не без греха. Но я осознал. Это не я, это обстановка, — он взмахнул рукой, обведя бархатные портьеры, антикварную мебель и бесчисленные безделушки вроде серебряного пресс-папье.

— Ничего святого. Сам порой в холодном поту просыпаюсь. От стыда. Христом-Богом клянусь. Искуплю. Виноват. Простите великодушно!

— Ну что ж, — усмехнулся гость, сминая в руках шляпу.

— Полагаю, вы сделаете из этого визита для себя некоторые вводы… За сим прощаюсь.

И он действительно вышел, слегка поклонившись на пороге. Протасов выдохнул и сел прямо на пол, мимо кресла. Про-нес-ло… Входная дверь так и не хлопнула.

— Маня… Маня! — сорванным голосом позвал гробовщик.

— Кто это был?

— Ты о чём? — откликнулась жена.

— В каком смысле — кто?

Протасов, переведя дух, отпер бар и плеснул себе на палец «Камю». А потом подумал и выжрал всё до капли из горла. Разум понемногу занимал полагающееся место в черепе, и Протасову стало стыдно от того, как он вел себя перед этим… да обычным человеком, чёрт побери! Обычным человеком, братцы! Вот же идиот-то, а. И обгадился, как последний пионер.

Как пионер, наслушавшийся лагерный страшилок.

«Это же был обычный человек, — дошло до Протасова.

— Самый обычный! А ещё шляпу нацепил. Крюггер недоделанный».

Об оборванном проводе телефона он даже не вспомнил.

«Ну надо же какие люди злые на свете бывают, — вяло подумал Протасов, чувствуя, как коньячные пары блаженно заполняют мозг.

— Наверняка конкурент из «ВЖ» подстроил, чтоб ему на том свете в гробу вертеться. Ничего для людей святого не существует. Завтра же урою, собаку».

Протасову стало грустно от того, как по-идиотски он купился на такую банальную разводку. Он даже всхлипнул от обиды, укладываясь на паркете в обнимку с бутылкой.

— С-сука, — прошептал он то ли в адрес выжиги-конкурента, то ли вслед незваному гостю, и провалился в сон.

Идиотский сон, навеянный, несомненно нервной должностью и рабочим переутомлением, Протасов поначалу смотрел с некоторым интересом.

Жена, обливаясь, слезами, указывала на него каким-то квадратным мордам:

— Вот он, дорогой мой Ванечка… ох, на кого ж он меня оста-а-авил… — Чего надо? — рявкнул, вроде как трезвея, Иван Петрович, но его бесцеремонно перебили:

— Где покойник?

— Покойник? Какой покойник? — встрепенулся Протасов, вроде как окончательно протрезвев.

— Почему зам не предупредил? Мы первые застолбили… — Мария Васильевна, — тем временем продолжали морды, — наша фирма выражает вам всяческие соболезнования и хотела бы поскорее получить тело, чтобы оформить всякие формальности… — Какое тело? Где тело? — возмутился Протасов, признавая в харях молодцев из «Вечной Жизни».

— Эт вы что, братцы, мимо меня с моей же квартиры трупы забирать будете?! Вот обнаглели! Ну-у, креста на вас нет!

— Этот, штоль? — тем временем спрашивала одна из харь, не обращая ни малейшего внимания на праведное возмущение Ивана Петровича, и обращаясь исключительно к его жене.

— Ва-а-а-анечка-а-а-а-а-а! — заголосила супруга вместо внятного ответа и бросилась к Протасову, покрывая его слюнявыми поцелуями.

Он попытался вырваться, но не тут-то было.