Стучите, и отворят вам

— А ты, я гляжу, шутник, — с иронией ответил Егоров, и по голосу было понятно, что он остановился.

— Стой! У меня ствол! Боже ж ты мой!

В следующий миг Егоров заорал: жутко, панически, как не орут от боли, как не закричит ни один актер в самом лучшем «ужастике».

Внутри у Миши все оборвалось, а в желудок будто бросили большущий кусок льда. Он припал к экранам мониторов, но камеры выдавали только его секторы наблюдения да картинку с проходной.

— Василич? — то и дело обращался к пустоте Миша.

— Дядя Слава? Ответь!

Ответом была тишина. От острого напряженного внимания, от ожидания и переживаний у Миши зазвенело в ушах. Когда за окном почудились шаги, он кинулся посмотреть, но вовремя одумался, замер, прижавшись к стене.

На территории хозяйства мог остаться грузчик или строитель. Не ясно только зачем, но вполне возможно. А если не грузчик и не строитель? Если кто-то решил похозяйничать на складах и на местную охрану у него планы не самые добрые? Изобьют и свяжут — это одно. Могут и пристрелить, ведь сторожевых собак редко кто любит.

— Ми-ха-ил! — донесся из-за окна загробный вой.

— Иди к нам, Михаил!

Только теперь охранник вспомнил про выданное ему оружие. Травматика, но уже кое-что. Рука потянулась к кобуре на поясе, отстегнула клапан, закрывающий пистолет сверху. Миша надеялся, что отпущенных ему судьбой секунд ему хватит, чтобы извлечь оружие, быстро подготовить к стрельбе и открыть огонь.

— Нюхом чую, ты там обоссался! — крикнул из-за двери Егоров и расхохотался так громко, что стекло в окне задребезжало.

— С посвящением тебя, паря! Вот теперь ты настоящий охранник!

— Можно сказать, реинкарнацию ты прошел, — продолжал заливисто смеяться Егоров, стоя в дверях.

— Инициацию, — без особой охоты поправил Миша Крупнов.

— А я всю неделю мозг ломаю, какую бы шутку замутить. Ох, мы в былые годы с Валерой, давним моим товарищем, та-акие номера разыгрывали. Я тебе потом порасскажу. Как-то мы на базе сельпо гайки на заборе навесили. Их не видно, а чуть ветерок, так мерещится, будто кто невидимый шастает. Сторожа, которые из мужиков, еще куда ни шло, а тетка Груня с перепугу-то подол в руки и бежать.

Миша слушал, но не вникал. Он никак не мог унять сильный приступ злости, не суливший Егорову, буквально прожигаемому взглядом Миши, ничего хорошего. На скулах парня вылезли желваки, тотчас заходившие ходуном. Разве что зубами он не скрипел и кулаками перед носом напарника не махал. Был бы тот помоложе, Миша бы не стерпел и высказал все, что думает по поводу глупого, действительно бездумного ребячества Егорова. И постарался бы подобрать такие выражения, от которых уши сворачиваются в трубочку, а иные слушатели вместо резких фраз предпочтут разок схлопотать по физиономии.

Обида не покидала Мишу Крупнова еще и потому, что Егорову мало было посмеяться над новичком самому, он притащил с собой какого-то мужика, может, того самого давнего приятеля Валеру. Одетый в серый потертый пыльник мужчина стоял позади Егорова и, вторя смешкам Мишиного напарника, тихонько ухмылялся.

— Хватит уже ржать. Давай лучше с товарищем знакомь, — сказал Миша, кивнув за спину второго охранника.

— Сам знаешь, с посторонними у нас строго.

Незнакомый мужчина сделал шаг и еле заметно подтолкнул Егорова, который тут же сжался, ссутулился и издал нелепый хныкающий звук. В лицо Мише что-то брызнуло. Что-то горячее и вязкое.

Мертвенно-бледный Егоров медленно открыл рот, словно только-только проснулся и, зевая, торопит свое пробуждение. С его губ тонкой струйкой потекла густая кровь. Быстро переведя взгляд, Миша увидел, что из груди дяди Славы торчит кончик широкого ножа, кровью окрашенного в красный цвет. С еле слышным хлюпаньем лезвие спряталось в безвольном теле Егорова, и спустя мгновение труп привалился к двери, сполз вниз.

Незнакомец ухмыльнулся. Его блекло-голубые, едва ли не бесцветные глаза были холодны и нестерпимым холодом обжигали душу. Он посмотрел на труп Егорова, перевел взгляд на Мишу, явно предвкушая некое извращенное удовольствие, которое был намерен себе доставить. Переложив нож в правую руку, незнакомец перешагнул через тело у своих ног.

Мишина кобура была расстегнута, да и пистолет он снарядил еще до жестокой развязки с Егоровым. Вынырнуло из укромных уголков памяти заученное в армии:

«Рядовой Крупнов к стрельбе готов».

При сдаче норматива на скорость и точность стрельбы солдату Михаилу Крупнову отводилось три патрона, и если к концу службы он научился укладываться в отпущенное время, то точность всегда хромала на обе ноги. Но ведь теперь патронов в обойме не три, а расстояние до противника пусть и пугает своей ничтожностью, однако играет на руку, вряд ли дав возможность промазать с полутора метров.