Один час Кузьмы Лукича (утро в поместье)

Через некоторое время поп, внимательно наблюдавший за мужиками, тихо молвил: «Довольно… Достигнуто».

Мужики нехотя вынули из бочки поленья, приподняли её и поставили на детский гробик, довольно короткий, но, необычно широкий. К его боковым доскам было прибито множество маленьких колокольчиков с вырванными язычками.

Кузнец вложил внутрь бочки деревянную крышку, размером немного меньше её горловины. Затем вынул нижнюю пробку. Из открывшегося отверстия сразу стало понемногу сочиться в заранее подставленное корыто.

Пётр с помощью пастуха забрался в бочку и начал, держась за её края, давить ногами на крышку, иногда слегка подпрыгивая. Из отверстия брызнуло, и корыто стало заполняться намного скорее.

Когда, наконец, почти перестало капать, Пётр, тяжело дыша, самостоятельно выбрался из бочки, посмотрел на небо и вдруг начал беззвучно рыдать, притоптывая на месте.

Поп, надев на нос пенсне с красными стёклами, стал поочерёдно мочить свою бороду в корыте и выжимать её в самовар.

После того, как в корыте ничего не осталось, поп, смахнув пот со лба, сел на скамейку, прислонённую к сосне, и начал что-то объяснять успокоившемся уже Петру, стоявшему рядом.

Пётр не отвечал, силясь что-то безуспешно вспомнить.

Пастух в это время подал старику валенок с угольным крестиком на голенище. Старик перевернул валенок подошвой кверху. Из него лениво выползла толстая тягучая капля чего-то синего и рыхлого, а следом — также неспешно начало появляться осиное гнездо, покрытое блестящей серой плесенью. Старик поднял крышку самовара другой рукой, предварительно обмотанной ветошью, и быстро запихнул внутрь валенок — голенищем вниз.

Кузнец и три мужика взяли цепи с крюками на концах, и одновременно подошли к яме, каждый — с одной из четырёх её сторон. Встав между муравейниками, они крюками подцепили самовар за ручки и, прилагая все свои силы, потянули за цепи. Вытянув самовар наружу, мужики поставили его на тот край, который являлся вершиной треугольника, образованного плахой, бочкой и ямой.

Цыган, очнувшийся недавно, направился к яме, тяжко ступая и пошатываясь. Из его рта по прежнему торчала волосяная верёвка, а подбородок был подвязан чёрной лентой. Такой же лентой была кем-то полностью обмотана его обезображенная рука. С ленты, пропитавшейся кровью, часто капало в траву и на землю.

Пётр хотел подумать, что это похоже на то, как зёрна падают в почву, но не смог.

Цыгану помогли спуститься в яму, где он сел спиной к самовару, скрестив ноги по-турецки.

Бочку сняли с гробика и откинули его крышку, выдернув гвозди, которыми она была заколочена. Внутри покоились мелко нарезанные волосы разных цветов и оттенков. Поп торопливо высыпал в гробик небольшой мешок муки, влил ведро молока и принялся месить.

Все остальные, взяв в руки вилы, встали вокруг ямы спиной к ней.

Когда тесто было готово, поп стал скатывать из него небольшие шарики и складывать их в сито. Закончив, он направился к яме. Там, подходя к каждому, кроме старика и цыгана, он вынимал шарик из сита и, прикладывая свой перстень, отпечатывал на нём какой-то знак. Каждый с благоговением принимал шарик, раскусывал его надвое и тщательно пережёвывал свою половину, прежде чем проглотить. Другую часть шарика съедал поп.

Раздав все шарики из волосяного теста, поп воздел руки с ситом над головой и начал нараспев говорить, а остальные — вторить и отвечать ему.

— Земле мы даруем сие неусопшее тело! В недра её теплоту его мы повергаем! Тучно плодами щедрот от её напиталось, с трепетом должным оно их в себя принимало! Им же земля да насытится ныне по вере!

— ПО ВЕРЕ! ПО ВЕРЕ ИСТИННОЙ! ПО ВЕРЕ ВСЕЗЕМНОЙ! ПО НАШЕЙ!

— Соками тайными да облачит его новых плодов своих ради! Да прободеет могуче корнями его, цепко охватит и с ним воедино сомкнётся в покоях незримых! Дух его кровной росою да в землю сойдёт!

— СОЙДЁТ, СОЙДЁТ В ЗЕМЛЮ! СОЙДЁТ В МАТУШКУ! СОЙДЁТ В КРЯЖИСТУЮ! СОЙДЁТ В СОКРОВЕННОЕ ВО НУТРО ЕЁ ЖИРНОЕ, ЖАРКОЕ!

— Взятое всё от неё мы с собою земле возвращаем! Веруем в землю, её чтим, и ей мы дары преподносим! И да скуёт нас цепями святыми она без раздела — тот кто не умер и кто не живёт в ней едины!

— ЕДИНЫ! В ЗЕМЛЕ ЕДИНЫ! ЕДИНЫ В СЫРОЙ! ЕДИНЫ В СЛОИСТОЙ! ЕДИНЫ В ЖИЛИСТОЙ! ЕДИНЫ В НЕУСЫТНОЙ!

— Звеньев её неразрывных союз некрушимый так да пребудет всесвятно без меры и часа! Ими себя опояшем внутри, и снаружи, и между — в том утвердимся навек неотступно и твёрдо!

— ТВЁРДО! ТВЁРДО ЗВЕНЬЯМИ! ТВЁРДО ЦЕПНЫМИ! ТВЁРДО ПРЕПРОЧНО!

— Веруем в землю правильно, веруем грабно и думно! Веруем сажно и взмучно! Веруем смычно! Веруем жжавно! Веруем! Веруем!

— ВЕРУЕМ!

— Дай, дай земля ж запротурная, дай уброжание нам лучёжное, дай как невгрыженность сдонную! Перетужно раздубь ты, земля, твоих робичей!