17 мин, 31 сек 12925
Славу тугучную всмошно земле затвердим!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу зычную непробойную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу ярую незаслонную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу взостренную запроломную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу всклычную раззуборую!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу упахоченную раздубоженную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Как подгробный камень, как захворный стужень, как нагорбный рычень, как свербочный рубень!
— ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИМ ДО УПРЕЛИ НУТРОШНОЙ! ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИ-И-И-ИМ!
Повернувшись к яме и, безостановочно повторяя «Затвердим!» уже вразнобой, отчего голоса слились в клокочущий нечленораздельный гул, все начали вилами перекидывать муравейники в яму.
Поп, восклицая неистово: «Затвердим!» — вертелся на одном месте, по прежнему запрокинув голову кверху и глядя сквозь сито на Солнце.
Наконец, на краях ямы осталось лишь немного сора, а самой ямы, как и сидящего в ней цыгана, уже не было видно — на их месте возвышался один громадный муравейник.
У попа из рта и носа хлынула бурая пена. Он, упав как подкошенный, начал исступлённо перекатываться по земле, бешено размахивая руками и повсюду нанося ими наотмашь удары, при этом яростно выкликая что-то вовсе уже непонятное.
Старуха, запыхавшись, привела к самовару маленького мальчика, равнодушно таща того за руку, чуть ли её не выдёргивая из плеча ребёнка. Мальчик, едва не плача от боли, молчал — от испуга. Повинуясь немым угрозам старухи, он повернул рукоятку на самоварном носике. Из него на склон муравейника, подобно песку, посыпался, ярко искрясь, золотистый пепел. Падая на муравейник, он, как первый снег, тотчас таял.
Как только пепел в самоваре иссяк, земля под ногами дрогнула и стала против часовой стрелки раскручиваться вокруг муравейника.
Некоторые, не устояв, упали.
Внезапно, одновременно с сокрушительным громом, от которого внутри всё онемело, ослепляюще сверкнула молния.
Поп замер полностью обугленный. Вокруг него оседал зеленоватый дым.
Муравейник плавно сжался и резко, с отвратительным скрежетом, исторг из себя цыгана, которого подбросило почти до верхушки сосны.
На землю он рухнул рядом с муравейником, немного задев его противоположную от самовара сторону.
Цыган был без одежды и кожи. Мясо слабовато мерцало, подобно тлеющим углям. Ногти почернели и разбухли. Верхняя часть его черепа отсутствовала. Ноги срослись воедино.
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу зычную непробойную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу ярую незаслонную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу взостренную запроломную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу всклычную раззуборую!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Славу упахоченную раздубоженную!
— ЗАТВЕРДИМ!
— Как подгробный камень, как захворный стужень, как нагорбный рычень, как свербочный рубень!
— ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИМ ДО УПРЕЛИ НУТРОШНОЙ! ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИМ! ЗАТВЕРДИ-И-И-ИМ!
Повернувшись к яме и, безостановочно повторяя «Затвердим!» уже вразнобой, отчего голоса слились в клокочущий нечленораздельный гул, все начали вилами перекидывать муравейники в яму.
Поп, восклицая неистово: «Затвердим!» — вертелся на одном месте, по прежнему запрокинув голову кверху и глядя сквозь сито на Солнце.
Наконец, на краях ямы осталось лишь немного сора, а самой ямы, как и сидящего в ней цыгана, уже не было видно — на их месте возвышался один громадный муравейник.
У попа из рта и носа хлынула бурая пена. Он, упав как подкошенный, начал исступлённо перекатываться по земле, бешено размахивая руками и повсюду нанося ими наотмашь удары, при этом яростно выкликая что-то вовсе уже непонятное.
Старуха, запыхавшись, привела к самовару маленького мальчика, равнодушно таща того за руку, чуть ли её не выдёргивая из плеча ребёнка. Мальчик, едва не плача от боли, молчал — от испуга. Повинуясь немым угрозам старухи, он повернул рукоятку на самоварном носике. Из него на склон муравейника, подобно песку, посыпался, ярко искрясь, золотистый пепел. Падая на муравейник, он, как первый снег, тотчас таял.
Как только пепел в самоваре иссяк, земля под ногами дрогнула и стала против часовой стрелки раскручиваться вокруг муравейника.
Некоторые, не устояв, упали.
Внезапно, одновременно с сокрушительным громом, от которого внутри всё онемело, ослепляюще сверкнула молния.
Поп замер полностью обугленный. Вокруг него оседал зеленоватый дым.
Муравейник плавно сжался и резко, с отвратительным скрежетом, исторг из себя цыгана, которого подбросило почти до верхушки сосны.
На землю он рухнул рядом с муравейником, немного задев его противоположную от самовара сторону.
Цыган был без одежды и кожи. Мясо слабовато мерцало, подобно тлеющим углям. Ногти почернели и разбухли. Верхняя часть его черепа отсутствовала. Ноги срослись воедино.
Страница
6 из 8
6 из 8