Добавить в моё избранное
17 мин, 27 сек 12020
Но до Петра «новая метла» так и не добралась. Вообще многие считали, что президент обошёлся непростительно мягко с теми, кто верно служил диктатору Овечкину, и считал, что всех их до единого надо было гнать в шею.
Теперь же, когда Пётр Аркадьевич стоял лицом к лицу к этому замку, на него в первые минуты нахлынул внезапный страх, который, однако же, быстро прошёл. А чего теперь бояться? Вороны уже наверняка разлетелись кто куда, а в призраков бывший судья, будучи материалистом, никогда не верил.
Зато метель разгуливалась снова и не на шутку. Сильный ветер сдувал с ног, нещадно бил в глаза, забивался вместе с холодом под плотную ткань одежды. Идти с каждым шагом становилось всё труднее. Тем более, видимость опять становилась нулевой — такой же, как и полчаса назад, когда Пётр Аркадьевич едва не разбился на своей машине.
«Переждать, что ли, в этом замке, пока прояснится, — пришло ему в голову.
— Всё равно не вижу, куда иду — чего доброго, ещё упаду в реку или заблужусь окончательно».
Подумав так, он направился прямиком ко входу. Быть замурованным заживо, чего бывший судья поначалу боялся, ему, по всей видимости, не светило. Дубовые ворота с чугунными решётками, когда-то лишавшие приговорённых к смерти последней надежды, теперь беспомощно лежали на земле, засыпанные наполовину снегом. Они больше никогда не закроются.
За каменной стеной и вправду стало теплее. У самого входа справа зиял дверной проём, ведущий в другую комнату. Чтобы ветер, проникавший с улицы, не дул прямо в лицо, Пётр Аркадьевич шагнул туда. Далеко от входа он всё-таки решил не отходить. Не то чтобы он боялся каких-то там призраков, но дальше наверняка будут валяться скелеты тех, кто остался здесь навечно. Голые черепа и кости… Неприятное зрелище.
Узкие сени сменились коридором — длинным и широким, с многочисленными арками, увенчанными скульптурными головами каких-то мифических созданий, с полом из грязных изразцовых плит, когда-то в давние времена, должно быть, белых и гладких, а нынче — светло-серых, покрытых трещинами. Под самыми арками плиты были чёрными, как уголь. Очевидно, когда-то там лежало что-то вроде ковровой дорожки. Неприятное чувство охватило Петра Аркадьевича при виде всего этого. Как будто бы архитектор, который проектировал интерьер замка, не мог придумать ничего повеселее.
С левой стороны коридор освещался слабым дневным светом, проникавшим сквозь маленькие окошки в глухой стене. С правой — на расстоянии метра друг от друга виднелись дверные проёмы в виде небольших арок. Из любопытства Пётр Аркадьевич прошёлся немного вперёд, желая увидеть, где же конец.
Когда колонны с арками закончились, впереди показалась глухая стена, а в ней — два проёма: побольше, в виде прохода, и поменьше, служивший, очевидно, окном в коридор.
Неожиданно Петру Аркадьевичу показалось, будто в окне что-то шевельнулось.
«Показалось, — утешал он сам себя в следующую минуту.
— Ну, кто там ещё может быть?» Чтобы окончательно успокоиться, Пётр Аркадьевич снова взглянул в сторону последней комнаты. Мать честная! Что это? Прямо к нему направлялся какой-то человек. Не ожидавший такого, Пётр Аркадьевич невольно вздрогнул.
Ну, человек, думал он про себя, ну, и что тут такого. Может, любопытный какой? Или тоже, как и он, укрылся в замке от непогоды. Но что-то Петру Аркадьевичу казалось в нём более чем странным. Где-то он его, кажется, видел. Только где?
Громкий крик ужаса вдруг вырвался из горла бывшего судьи. Правозащитник Берестов! Это он!
Едва касаясь земли, узник шёл вперёд, прямо на ошеломлённого Петра Аркадьевича, глядя на него пустыми, остекленевшими глазами.
Холодный пот прошиб пенсионера Галкина. Седые волосы на его голове стали дыбом. Стуча зубами от страха и дрожа всем телом, он, бледный, как полотно, пятился назад.
Тем временем из жуткой комнаты стали один за другим выходить другие узники. Анна Петренко, ведущая радиопередачи «Тираны и тираноборцы», упрятанная сюда по обвинению в государственной измене. Николай Кружнин, журналист газеты «Открытые глаза», избитый и сосланный сюда за неповиновение сотрудникам полиции. Владелец «ПолисиТВ», журналистка — автор статей про Северный Кавказ, адвокат главреда «Волков и овец», и многие другие, которых Пётр Аркадьевич уже и не помнил. Все они надвигались на того, кто когда-то осудил их на смерть.
Галкин продолжал пятиться, пока спина, к его великому ужасу, не упёрлась в холодную каменную стену. Тогда его преследователи тоже остановились, продолжая безотрывно смотреть ему в глаза.
«Это конец! — думал Пётр Аркадьевич.
— Убьют! Задушат!» Ну, кто сказал, кто придумал, будто старикам всё равно, жить или умирать? Сейчас Галкин как никогда понимал, насколько заблуждаются те, кто так считает. Умирать, когда ты здоров и полон сил. Нет, только не это! Мама родная, что делать?
Теперь же, когда Пётр Аркадьевич стоял лицом к лицу к этому замку, на него в первые минуты нахлынул внезапный страх, который, однако же, быстро прошёл. А чего теперь бояться? Вороны уже наверняка разлетелись кто куда, а в призраков бывший судья, будучи материалистом, никогда не верил.
Зато метель разгуливалась снова и не на шутку. Сильный ветер сдувал с ног, нещадно бил в глаза, забивался вместе с холодом под плотную ткань одежды. Идти с каждым шагом становилось всё труднее. Тем более, видимость опять становилась нулевой — такой же, как и полчаса назад, когда Пётр Аркадьевич едва не разбился на своей машине.
«Переждать, что ли, в этом замке, пока прояснится, — пришло ему в голову.
— Всё равно не вижу, куда иду — чего доброго, ещё упаду в реку или заблужусь окончательно».
Подумав так, он направился прямиком ко входу. Быть замурованным заживо, чего бывший судья поначалу боялся, ему, по всей видимости, не светило. Дубовые ворота с чугунными решётками, когда-то лишавшие приговорённых к смерти последней надежды, теперь беспомощно лежали на земле, засыпанные наполовину снегом. Они больше никогда не закроются.
За каменной стеной и вправду стало теплее. У самого входа справа зиял дверной проём, ведущий в другую комнату. Чтобы ветер, проникавший с улицы, не дул прямо в лицо, Пётр Аркадьевич шагнул туда. Далеко от входа он всё-таки решил не отходить. Не то чтобы он боялся каких-то там призраков, но дальше наверняка будут валяться скелеты тех, кто остался здесь навечно. Голые черепа и кости… Неприятное зрелище.
Узкие сени сменились коридором — длинным и широким, с многочисленными арками, увенчанными скульптурными головами каких-то мифических созданий, с полом из грязных изразцовых плит, когда-то в давние времена, должно быть, белых и гладких, а нынче — светло-серых, покрытых трещинами. Под самыми арками плиты были чёрными, как уголь. Очевидно, когда-то там лежало что-то вроде ковровой дорожки. Неприятное чувство охватило Петра Аркадьевича при виде всего этого. Как будто бы архитектор, который проектировал интерьер замка, не мог придумать ничего повеселее.
С левой стороны коридор освещался слабым дневным светом, проникавшим сквозь маленькие окошки в глухой стене. С правой — на расстоянии метра друг от друга виднелись дверные проёмы в виде небольших арок. Из любопытства Пётр Аркадьевич прошёлся немного вперёд, желая увидеть, где же конец.
Когда колонны с арками закончились, впереди показалась глухая стена, а в ней — два проёма: побольше, в виде прохода, и поменьше, служивший, очевидно, окном в коридор.
Неожиданно Петру Аркадьевичу показалось, будто в окне что-то шевельнулось.
«Показалось, — утешал он сам себя в следующую минуту.
— Ну, кто там ещё может быть?» Чтобы окончательно успокоиться, Пётр Аркадьевич снова взглянул в сторону последней комнаты. Мать честная! Что это? Прямо к нему направлялся какой-то человек. Не ожидавший такого, Пётр Аркадьевич невольно вздрогнул.
Ну, человек, думал он про себя, ну, и что тут такого. Может, любопытный какой? Или тоже, как и он, укрылся в замке от непогоды. Но что-то Петру Аркадьевичу казалось в нём более чем странным. Где-то он его, кажется, видел. Только где?
Громкий крик ужаса вдруг вырвался из горла бывшего судьи. Правозащитник Берестов! Это он!
Едва касаясь земли, узник шёл вперёд, прямо на ошеломлённого Петра Аркадьевича, глядя на него пустыми, остекленевшими глазами.
Холодный пот прошиб пенсионера Галкина. Седые волосы на его голове стали дыбом. Стуча зубами от страха и дрожа всем телом, он, бледный, как полотно, пятился назад.
Тем временем из жуткой комнаты стали один за другим выходить другие узники. Анна Петренко, ведущая радиопередачи «Тираны и тираноборцы», упрятанная сюда по обвинению в государственной измене. Николай Кружнин, журналист газеты «Открытые глаза», избитый и сосланный сюда за неповиновение сотрудникам полиции. Владелец «ПолисиТВ», журналистка — автор статей про Северный Кавказ, адвокат главреда «Волков и овец», и многие другие, которых Пётр Аркадьевич уже и не помнил. Все они надвигались на того, кто когда-то осудил их на смерть.
Галкин продолжал пятиться, пока спина, к его великому ужасу, не упёрлась в холодную каменную стену. Тогда его преследователи тоже остановились, продолжая безотрывно смотреть ему в глаза.
«Это конец! — думал Пётр Аркадьевич.
— Убьют! Задушат!» Ну, кто сказал, кто придумал, будто старикам всё равно, жить или умирать? Сейчас Галкин как никогда понимал, насколько заблуждаются те, кто так считает. Умирать, когда ты здоров и полон сил. Нет, только не это! Мама родная, что делать?
Страница
4 из 5
4 из 5
