Добавить в моё избранное
17 мин, 0 сек 3515
Кэтлин осталась одна. Где-то вдали слышался топот множества ног, но девушка уже ничего не боялась — инстинкт самосохранения покинул ее вместе с самообладанием.
Прошло минут десять, прежде чем она стиснула зубы и встала. Следовало сразу двинуться за монстром — так, по крайней мере, она избавилась бы от неведения. Но тварь уже скрылась в лабиринте коридоров, и теперь оставалось только неспешно ходить из комнаты в комнату, выискивая подругу.
Это была одновременно самая страшная и самая интересная прогулка в ее жизни. Дело даже не в разнообразии приборов неизвестного назначения, попадавшихся на каждом шагу, а в самом факте существования этого места. В бредовейших снах она не привидела бы полноценной квартиры с евроремонтом, построенной под безлюдной дубовой рощей. Здесь были туалет и ванная, кухня и гостиная, и кладовая, и комнаты с односпальными кроватями, словно загадочный хозяин собирался превращать этот подземный комплекс в гостиницу. Но даже в самых уютных помещениях чувствовался тот неуловимый дух, та пронизывающая до костей атмосфера… атмосфера научной лаборатории.
Если бы Кэтлин была не в таком глубоком смятении, она бы непременно связала этот факт с целью их приезда. И догадалась, что странные исчезновения людей из окружения Роуз — не случайность; и даже сделала бы вывод, что все те люди еще совсем недавно были заперты в этих самых комнатах. Но пока безнадежность давила на нее многотонной плитой, логика не смела показаться наружу.
Так и бродила девушка по коридорам, неспешно превращаясь в труп, пока в одной из комнат не наткнулась на человека. Первую минуту она тупо качалась в дверном проеме, пытаясь прийти в себя. Когда же до разума наконец дошел смысл увиденного, доковыляла до лысого мужчины, работающего за компьютером, и просто сказала:
— Здравствуйте… Человек повернулся. С возрастающим потрясением девушка узнала известного ученого, лет десять назад частенько печатавшегося в журнале «Science Clock».
— Вы, — только и сказала она.
— Я, — согласился Альберт Ньюмайнд, недобро улыбнувшись. Видимо, этой встрече он не удивился.
— Где ты ходишь? Роуз уже охрипла тебя звать.
В спину вцепилось что-то острое, и девушку вытащило в коридор.
Она не видела, куда ее поместили. С нежным шлепком закрылась дверь, и тишина заключила девушку в объятия — липкие и тягучие, как застрявшая в волосах жвачка. Тусклые отблески стен лишь подчеркивали окружающую темноту.
Хорошо хоть пол оказался мягким и уютным.
Только теперь она поняла, насколько ее жизнь зависит от сиюминутных перспектив и насколько страшным может быть неведение. Раньше, возвращаясь из редакции в плохом настроении, она могла успокоить себя предстоящим ужином и бурным половым актом. Теперь все, что осталось в голове, было страшной сценой: зубастая тварь хватает ее за груди и с мерзким чавканьем обгладывает плоть до самых ребер. Она была уверена, что так и будет.
Больше всего Кэтлин думала об этих монстрах. Их внешний вид говорил о том, что дело не ограничивается одной лишь генетикой. Девушка понимала, что Альберт заключил какой-то страшный, сверхъестественный союз. А если так, то все намного хуже, чем кажется.
Смятение.
Страх.
Отчаяние.
Суицид.
Ровно в такой последовательности настроения сменяли друг друга, пока не дошли до крайней точки — безразличия. Не зря люди говорят, что хуже всего равнодушие. Когда жизнь становится неинтересной, когда все кажется пресным и скучным, когда нет перспектив — это хуже атомной войны.
Кэтлин чувствовала, как холодный воздух забирается в глотку, метается по затухающему организму и находит только тупик — находит легкие. И подыхает. Кэтлин ощущала, как весь мир проходит сквозь тело. Кэтлин ждала. Без надежды, без перспектив — просто ждала. Но когда камеру наконец осветили солнечные лучи, девушку покинуло даже это ожидание хоть чего-нибудь.
Видимо, сверху к помещению вела хитрая система зеркал — ибо как только внутренние часы Кэтлин обозначили рассвет, из углубления в потолке появился яркий солнечный луч. Бледные полудохлые зайчики поползли по стенам, высветили что-то бежевое и бугристое, будто камеру выложили связанными между собой подушками.
Стены свело судорогой. По комнате прокатился мокрый шорох — словно десятки людей проснулись и стали щелкать занемевшими членами, и потягиваться, и крутить шеей. Кэтлин отскочила назад — палец скользнул между чьими-то конечностями, с плеском пропорол кому-то глаз. Пол зашевелился, не в силах терпеть неистовую боль. Разум девушки застрял на полпути от понимания к сумасшествию, но все-таки вернулся назад — к осознанию. А дальше — к истине, какой бы жуткой она ни была.
— О Господи! — кричали разорванные рты.
— Матерь Божья! — надрывались израненные глотки.
— Вытащите меня, паскуды! — вопили окровавленные губы.
Прошло минут десять, прежде чем она стиснула зубы и встала. Следовало сразу двинуться за монстром — так, по крайней мере, она избавилась бы от неведения. Но тварь уже скрылась в лабиринте коридоров, и теперь оставалось только неспешно ходить из комнаты в комнату, выискивая подругу.
Это была одновременно самая страшная и самая интересная прогулка в ее жизни. Дело даже не в разнообразии приборов неизвестного назначения, попадавшихся на каждом шагу, а в самом факте существования этого места. В бредовейших снах она не привидела бы полноценной квартиры с евроремонтом, построенной под безлюдной дубовой рощей. Здесь были туалет и ванная, кухня и гостиная, и кладовая, и комнаты с односпальными кроватями, словно загадочный хозяин собирался превращать этот подземный комплекс в гостиницу. Но даже в самых уютных помещениях чувствовался тот неуловимый дух, та пронизывающая до костей атмосфера… атмосфера научной лаборатории.
Если бы Кэтлин была не в таком глубоком смятении, она бы непременно связала этот факт с целью их приезда. И догадалась, что странные исчезновения людей из окружения Роуз — не случайность; и даже сделала бы вывод, что все те люди еще совсем недавно были заперты в этих самых комнатах. Но пока безнадежность давила на нее многотонной плитой, логика не смела показаться наружу.
Так и бродила девушка по коридорам, неспешно превращаясь в труп, пока в одной из комнат не наткнулась на человека. Первую минуту она тупо качалась в дверном проеме, пытаясь прийти в себя. Когда же до разума наконец дошел смысл увиденного, доковыляла до лысого мужчины, работающего за компьютером, и просто сказала:
— Здравствуйте… Человек повернулся. С возрастающим потрясением девушка узнала известного ученого, лет десять назад частенько печатавшегося в журнале «Science Clock».
— Вы, — только и сказала она.
— Я, — согласился Альберт Ньюмайнд, недобро улыбнувшись. Видимо, этой встрече он не удивился.
— Где ты ходишь? Роуз уже охрипла тебя звать.
В спину вцепилось что-то острое, и девушку вытащило в коридор.
Она не видела, куда ее поместили. С нежным шлепком закрылась дверь, и тишина заключила девушку в объятия — липкие и тягучие, как застрявшая в волосах жвачка. Тусклые отблески стен лишь подчеркивали окружающую темноту.
Хорошо хоть пол оказался мягким и уютным.
Только теперь она поняла, насколько ее жизнь зависит от сиюминутных перспектив и насколько страшным может быть неведение. Раньше, возвращаясь из редакции в плохом настроении, она могла успокоить себя предстоящим ужином и бурным половым актом. Теперь все, что осталось в голове, было страшной сценой: зубастая тварь хватает ее за груди и с мерзким чавканьем обгладывает плоть до самых ребер. Она была уверена, что так и будет.
Больше всего Кэтлин думала об этих монстрах. Их внешний вид говорил о том, что дело не ограничивается одной лишь генетикой. Девушка понимала, что Альберт заключил какой-то страшный, сверхъестественный союз. А если так, то все намного хуже, чем кажется.
Смятение.
Страх.
Отчаяние.
Суицид.
Ровно в такой последовательности настроения сменяли друг друга, пока не дошли до крайней точки — безразличия. Не зря люди говорят, что хуже всего равнодушие. Когда жизнь становится неинтересной, когда все кажется пресным и скучным, когда нет перспектив — это хуже атомной войны.
Кэтлин чувствовала, как холодный воздух забирается в глотку, метается по затухающему организму и находит только тупик — находит легкие. И подыхает. Кэтлин ощущала, как весь мир проходит сквозь тело. Кэтлин ждала. Без надежды, без перспектив — просто ждала. Но когда камеру наконец осветили солнечные лучи, девушку покинуло даже это ожидание хоть чего-нибудь.
Видимо, сверху к помещению вела хитрая система зеркал — ибо как только внутренние часы Кэтлин обозначили рассвет, из углубления в потолке появился яркий солнечный луч. Бледные полудохлые зайчики поползли по стенам, высветили что-то бежевое и бугристое, будто камеру выложили связанными между собой подушками.
Стены свело судорогой. По комнате прокатился мокрый шорох — словно десятки людей проснулись и стали щелкать занемевшими членами, и потягиваться, и крутить шеей. Кэтлин отскочила назад — палец скользнул между чьими-то конечностями, с плеском пропорол кому-то глаз. Пол зашевелился, не в силах терпеть неистовую боль. Разум девушки застрял на полпути от понимания к сумасшествию, но все-таки вернулся назад — к осознанию. А дальше — к истине, какой бы жуткой она ни была.
— О Господи! — кричали разорванные рты.
— Матерь Божья! — надрывались израненные глотки.
— Вытащите меня, паскуды! — вопили окровавленные губы.
Страница
3 из 5
3 из 5
