Добавить в моё избранное
17 мин, 54 сек 8624
Весь день работа валилась у меня из рук: по правде, меня крепко прижало. Наивно, но после того, как меня списали на гражданку, я надеялся хотя бы отдохнуть от потерь. Не вышло. Сначала Боря, теперь Надя — совсем еще молодая, женщина, мать… Невольно я задумывался, каково придется моим сыну и дочери, если со мной и с женой что-то случится, и сердце мое сжималось.
— Отделение в соседнем доме: будешь дурить — за ручку отведу, — предупредил я «Витальевича». Он затараторил, уверяя меня в своей порядочности.
От меня он никакого подвоха не ждал — по-видимому, полагая меня ревностным служителем закона, каким я и сам себя тогда полагал — потому пребывал в состоянии радостного возбуждения. Я же, пока мы поднимались на седьмой этаж, весь взмок. Тесная коробка лифта давила на виски, под языком саднило от желания выпить: необходимость войти в опустевшую квартиру пугала меня. Год назад, когда поминали Борю, я уже видел ее, пропитанную тем специфическим запахом, какой всегда сопровождает большие поминки: вытоптанную десятками ног, с беспорядочно раздвинутой, чтобы освободить место для составленных столов, мебелью. Потом Надя, справившись с горем, вновь превратила опустевшую квартиру в уютный дом для себя и дочери, где многое напоминало о Боре, но хорошо было сидеть на кухне и говорить о ерунде под бормотание телевизора. О смерти мы не говорили никогда. И ведь надо же было такому случиться… Умом я понимал, что найду квартиру почти такой же, какой видел ее последний раз, десять дней назад. Но от того делалось только жутче: ведь Нади больше нет, она умерла на той самой кухне с цветастыми занавесками и хлорофитумом на подоконнике, за тем самым столом, где мы меньше двух недель назад последний раз пили чай. Иррациональный страх гнездился в поджилках, и, пока лифт полз наверх, ненадолго я даже обрадовался тому, что перешагну порог не в одиночестве; насколько бы мой спутник ни был мне неприятен, иногда лучше с чертом, чем с самим собой.
— Маленькие люди, маленький народец: слыхали? — Заговорил он ни с того, ни с сего, пока я доставал ключи и возился с замком.
— Фэйри, эльфы, пикси, гномы, цверги, домовые — каких только названий люди им не выдумывали. И каких только не выдумывали им прародителей, какого родства!
— Слыхал, — неохотно откликнулся я.
— Это вы к чему вспомнили?
— Скоро поймете, — многозначительно сказал он.
— Я все объясню.
Мы зашли внутрь, и на минуту мне стало не до него.
— Давление на погоду скачет? — Все это время он с любопытством наблюдал за метаморфозами моего лица. Я посчитал, что отвечать не обязательно.
А потом как-то сразу отпустило. Все выглядело так, будто Надя с Варей вышли в магазин или отправились в гости — только зеркала суеверная соседка занавесила какими-то тряпками. Я снял их, открыл всюду форточки и пошел в Варину комнату собирать ее вещи.
Он послушно следовал за мной, не переставая глазеть по сторонам; очевидно было, что он никогда не оказывался у Нади прежде.
— Надо же! Настоящий? — Он протянул руку, но так и не решился коснуться массо-габаритного макета «Стечкина», лежавшего на столике.
— Игрушечный, — буркнул я, укладывая Варины футболки в старую Борину спортивную сумку.
— Из настоящих деталей.
Боря всегда хотел пацана, но со вторым у них с Надей не вышло — что-то там у нее не в порядке было по женской части. Потому он воспитывал «своего парня» из Варьки: покупал ей машинки, солдатиков, даже макет пистолета откуда-то приволок. Варьке нравилось, хотя куклы, все-таки, нравились больше — но папа Боря не унывал и растил дитя свое по своему подобию.
— Вы хорошо знаете библию, Николай? «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему», — нараспев произнес «Витальевич», замерший перед полкой Вариных пластилиновых поделок.
Это прозвучало столь созвучно моим мыслям, что я механически кивнул, хотя с библией знаком был поверхностно. Я не считал себя в полной мере атеистом, но всегда полагал, что в учебнике биологии больше истины, чем во всех писаниях Отцов Церкви вместе взятых.
— И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились. Была плоть их Словом Божьим: невещественна, нетленна. Была то не земная плоть, а ее предвестие, — продолжил он.
— Но вкусили они запретного плода, познали добро и зло, и вон изгнал их Господь из Эдема. А перед тем сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их. Обрели Адам и Ева дебелую смертную плоть. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло. И выслан был Адам возделывать землю, из которой взят был, и следовать завету Божьему: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю. Понимаете? Не единственно лишь плодиться и размножаться, но и наполнять землю, как один из Них! Люди подобны Богу.
— Отделение в соседнем доме: будешь дурить — за ручку отведу, — предупредил я «Витальевича». Он затараторил, уверяя меня в своей порядочности.
От меня он никакого подвоха не ждал — по-видимому, полагая меня ревностным служителем закона, каким я и сам себя тогда полагал — потому пребывал в состоянии радостного возбуждения. Я же, пока мы поднимались на седьмой этаж, весь взмок. Тесная коробка лифта давила на виски, под языком саднило от желания выпить: необходимость войти в опустевшую квартиру пугала меня. Год назад, когда поминали Борю, я уже видел ее, пропитанную тем специфическим запахом, какой всегда сопровождает большие поминки: вытоптанную десятками ног, с беспорядочно раздвинутой, чтобы освободить место для составленных столов, мебелью. Потом Надя, справившись с горем, вновь превратила опустевшую квартиру в уютный дом для себя и дочери, где многое напоминало о Боре, но хорошо было сидеть на кухне и говорить о ерунде под бормотание телевизора. О смерти мы не говорили никогда. И ведь надо же было такому случиться… Умом я понимал, что найду квартиру почти такой же, какой видел ее последний раз, десять дней назад. Но от того делалось только жутче: ведь Нади больше нет, она умерла на той самой кухне с цветастыми занавесками и хлорофитумом на подоконнике, за тем самым столом, где мы меньше двух недель назад последний раз пили чай. Иррациональный страх гнездился в поджилках, и, пока лифт полз наверх, ненадолго я даже обрадовался тому, что перешагну порог не в одиночестве; насколько бы мой спутник ни был мне неприятен, иногда лучше с чертом, чем с самим собой.
— Маленькие люди, маленький народец: слыхали? — Заговорил он ни с того, ни с сего, пока я доставал ключи и возился с замком.
— Фэйри, эльфы, пикси, гномы, цверги, домовые — каких только названий люди им не выдумывали. И каких только не выдумывали им прародителей, какого родства!
— Слыхал, — неохотно откликнулся я.
— Это вы к чему вспомнили?
— Скоро поймете, — многозначительно сказал он.
— Я все объясню.
Мы зашли внутрь, и на минуту мне стало не до него.
— Давление на погоду скачет? — Все это время он с любопытством наблюдал за метаморфозами моего лица. Я посчитал, что отвечать не обязательно.
А потом как-то сразу отпустило. Все выглядело так, будто Надя с Варей вышли в магазин или отправились в гости — только зеркала суеверная соседка занавесила какими-то тряпками. Я снял их, открыл всюду форточки и пошел в Варину комнату собирать ее вещи.
Он послушно следовал за мной, не переставая глазеть по сторонам; очевидно было, что он никогда не оказывался у Нади прежде.
— Надо же! Настоящий? — Он протянул руку, но так и не решился коснуться массо-габаритного макета «Стечкина», лежавшего на столике.
— Игрушечный, — буркнул я, укладывая Варины футболки в старую Борину спортивную сумку.
— Из настоящих деталей.
Боря всегда хотел пацана, но со вторым у них с Надей не вышло — что-то там у нее не в порядке было по женской части. Потому он воспитывал «своего парня» из Варьки: покупал ей машинки, солдатиков, даже макет пистолета откуда-то приволок. Варьке нравилось, хотя куклы, все-таки, нравились больше — но папа Боря не унывал и растил дитя свое по своему подобию.
— Вы хорошо знаете библию, Николай? «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему», — нараспев произнес «Витальевич», замерший перед полкой Вариных пластилиновых поделок.
Это прозвучало столь созвучно моим мыслям, что я механически кивнул, хотя с библией знаком был поверхностно. Я не считал себя в полной мере атеистом, но всегда полагал, что в учебнике биологии больше истины, чем во всех писаниях Отцов Церкви вместе взятых.
— И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились. Была плоть их Словом Божьим: невещественна, нетленна. Была то не земная плоть, а ее предвестие, — продолжил он.
— Но вкусили они запретного плода, познали добро и зло, и вон изгнал их Господь из Эдема. А перед тем сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их. Обрели Адам и Ева дебелую смертную плоть. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло. И выслан был Адам возделывать землю, из которой взят был, и следовать завету Божьему: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю. Понимаете? Не единственно лишь плодиться и размножаться, но и наполнять землю, как один из Них! Люди подобны Богу.
Страница
3 из 5
3 из 5
