Добавить в моё избранное
16 мин, 19 сек 15303
Однако Колян, не замечая этого, рассказывал:
— А потом один мужик-тракторист, который на окраине живет, рассказывал, что видел ночью… ну, сам не знает, что видел. Туалет у него самодельный, вне дома сделан, и вот захотелось ему отлить. Пока туда шел — нормально, а вот когда обратно в дом направился, чуть рассудка не лишился: со стороны поля за деревней к его плетню по воздуху летит какой-то серый туман, вроде бы еще и светящийся. А мужику хоть страшно, но с места он сдвинуться не может, так его пробрало. Очнулся, только когда то чудо обратно в поле убралось… — Белая горячка.
— прокомментировал я.
— Да фиг его знает, кстати.
— ответил мой друг. Мы уже подошли к его дому, и он открывал тяжелый навесной замок.
— Тут один старик, Ильича заставший, сказал, что в детстве слышал что-то об этом. И про туман, и про то, что в большие холода лучше дома сидеть… Но конкретно в чем дело, он уже сказать не может… Да что такое, что ж ты не открываешься, зараза?! А, во, открылась.
На теплой (по крайней мере, по сравнению с тем, что на улице) веранде мои страхи сразу куда-то пропали. В конце концов, у меня впереди был вечер, который я проведу вдали от городского муравейника, под старый-добрый хэви, да еще и вместе с лучшим другом, которого давно не видел!
На утро (точнее, когда я проснулся после посиделок с «употреблением» — где-то в районе полудня) история о загадочном тумане и обескровленных трупах показалась еще более далекой, чем вчера. По крайней мере, думать об этом не хотелось. Хотелось наскоро позавтракать — и на природу, в настоящий лес, еще не загаженный «культурно отдыхающей» шантрапой. Колян разделял мои намерения, и после вареной картошки с тушенкой мы дружно встали на лыжи.
Зимний лес в крепкий, обжигающий мороз, да еще и при тихой погоде — зрелище незабываемое. Это настоящее заколдованное царство, серебряно — зеркальный мираж, окруженный (как трудно в такие моменты в это поверить!) прагматичным и копошащимся миром слепых человеческих стад. Иначе, как на лыжах, отправляться туда не стоит — постоянно проваливаясь в снег по колено, трудно сохранить настроение, нужное для того, чтобы воспринимать окружающее великолепие… Однако всему приходит конец. Который, разумеется, может быть началом чего-то иного, зачастую — совершенно невероятного.
Если мне вполне хватало простой прогулки на лыжах по лесу, то Колян, как всякий нереализовавшийся авантюрист, всему старался придать какой-то экстремальный оттенок. В данном случае он не миновал ни одного достаточно высокого холма или пригорка, чтобы не слететь с него, не взирая на неровности и бурелом, из-за которых при хорошем разгоне можно было сломать и лыжи, и ноги, и шею. Когда я очередной раз остановился, собираясь «насладиться» этим зрелищем («А что мне беспокоиться? Тащить-то меня в случае чего в деревню тебе»… — прокомментировал мое немое осуждение Колян), мой друг уже вскарабкавшийся «елочкой» на очередной холм, вдруг посмотрел куда-то вниз и, обернувшись ко мне, крикнул:
— Ты посмотри только, что я нашел!
Кое-как я последовал за Коляном, и вскоре убедился, что находку его я объяснить не в силах. Представьте себе средних размеров холм, в одном из склонов которого наличествует провал, под небольшим углом уходящий… Собственно, особо никуда он уходить не мог — какие недра могут быть у так себе холмика посреди леса, в десятке километров от вымирающей деревни?
Колян отцепил лыжи, подобрался к провалу и сунул туда руку:
— Блин, холодом тянет! И камнем выложено… — Как это — выложено?! — также избавившись от лыж, я присоединился к другу, и через мгновение мог подтвердить: туннель, в котором вполне мог поместиться, несколько согнувшись, взрослый мужчина, изнутри был явно каменным и гладким. И еще: холм (точнее то, что находилось в его недрах) словно дышал холодом.
Какое-то время мы оба молчали, затем Колян буркнул: «Посмотрим»… и явно вознамерился полезть в провал. Я удержал его за руку, но он тут же обрушил на меня отборный мат и обвинения в том, что я хочу отнять у него право на чудо в жизни. Когда я резонно возразил, что это не колыбель древней цивилизации, а обычная русская глубинка, и если здесь было что-то удивительное, то это давно обнаружили без нас, Колян едва не заорал на весь лес:
— Вот именно! Во всяких Месопотамиях и Египтах сколько лет уже копают, а здесь не то, что археологов — вообще образованных людей ни в жизнь не бывало! Глушь… А что могло в этой глуши быть тысячи три лет назад?
— Ледниковый период.
— попытался пошутить я, но разошедшийся Колян презрительно бросил:
— Тоже, блин, грамотей… — и, решительно не прислушиваясь ко мне, осторожно спустился в холодный туннель с головой. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним: друг ведь, как-никак. Лыжи мы оставили сверху, потому что красть их было некому, да и незачем, а если бы и нашелся такой оригинал, по следам на снегу его можно было бы сразу догнать.
— А потом один мужик-тракторист, который на окраине живет, рассказывал, что видел ночью… ну, сам не знает, что видел. Туалет у него самодельный, вне дома сделан, и вот захотелось ему отлить. Пока туда шел — нормально, а вот когда обратно в дом направился, чуть рассудка не лишился: со стороны поля за деревней к его плетню по воздуху летит какой-то серый туман, вроде бы еще и светящийся. А мужику хоть страшно, но с места он сдвинуться не может, так его пробрало. Очнулся, только когда то чудо обратно в поле убралось… — Белая горячка.
— прокомментировал я.
— Да фиг его знает, кстати.
— ответил мой друг. Мы уже подошли к его дому, и он открывал тяжелый навесной замок.
— Тут один старик, Ильича заставший, сказал, что в детстве слышал что-то об этом. И про туман, и про то, что в большие холода лучше дома сидеть… Но конкретно в чем дело, он уже сказать не может… Да что такое, что ж ты не открываешься, зараза?! А, во, открылась.
На теплой (по крайней мере, по сравнению с тем, что на улице) веранде мои страхи сразу куда-то пропали. В конце концов, у меня впереди был вечер, который я проведу вдали от городского муравейника, под старый-добрый хэви, да еще и вместе с лучшим другом, которого давно не видел!
На утро (точнее, когда я проснулся после посиделок с «употреблением» — где-то в районе полудня) история о загадочном тумане и обескровленных трупах показалась еще более далекой, чем вчера. По крайней мере, думать об этом не хотелось. Хотелось наскоро позавтракать — и на природу, в настоящий лес, еще не загаженный «культурно отдыхающей» шантрапой. Колян разделял мои намерения, и после вареной картошки с тушенкой мы дружно встали на лыжи.
Зимний лес в крепкий, обжигающий мороз, да еще и при тихой погоде — зрелище незабываемое. Это настоящее заколдованное царство, серебряно — зеркальный мираж, окруженный (как трудно в такие моменты в это поверить!) прагматичным и копошащимся миром слепых человеческих стад. Иначе, как на лыжах, отправляться туда не стоит — постоянно проваливаясь в снег по колено, трудно сохранить настроение, нужное для того, чтобы воспринимать окружающее великолепие… Однако всему приходит конец. Который, разумеется, может быть началом чего-то иного, зачастую — совершенно невероятного.
Если мне вполне хватало простой прогулки на лыжах по лесу, то Колян, как всякий нереализовавшийся авантюрист, всему старался придать какой-то экстремальный оттенок. В данном случае он не миновал ни одного достаточно высокого холма или пригорка, чтобы не слететь с него, не взирая на неровности и бурелом, из-за которых при хорошем разгоне можно было сломать и лыжи, и ноги, и шею. Когда я очередной раз остановился, собираясь «насладиться» этим зрелищем («А что мне беспокоиться? Тащить-то меня в случае чего в деревню тебе»… — прокомментировал мое немое осуждение Колян), мой друг уже вскарабкавшийся «елочкой» на очередной холм, вдруг посмотрел куда-то вниз и, обернувшись ко мне, крикнул:
— Ты посмотри только, что я нашел!
Кое-как я последовал за Коляном, и вскоре убедился, что находку его я объяснить не в силах. Представьте себе средних размеров холм, в одном из склонов которого наличествует провал, под небольшим углом уходящий… Собственно, особо никуда он уходить не мог — какие недра могут быть у так себе холмика посреди леса, в десятке километров от вымирающей деревни?
Колян отцепил лыжи, подобрался к провалу и сунул туда руку:
— Блин, холодом тянет! И камнем выложено… — Как это — выложено?! — также избавившись от лыж, я присоединился к другу, и через мгновение мог подтвердить: туннель, в котором вполне мог поместиться, несколько согнувшись, взрослый мужчина, изнутри был явно каменным и гладким. И еще: холм (точнее то, что находилось в его недрах) словно дышал холодом.
Какое-то время мы оба молчали, затем Колян буркнул: «Посмотрим»… и явно вознамерился полезть в провал. Я удержал его за руку, но он тут же обрушил на меня отборный мат и обвинения в том, что я хочу отнять у него право на чудо в жизни. Когда я резонно возразил, что это не колыбель древней цивилизации, а обычная русская глубинка, и если здесь было что-то удивительное, то это давно обнаружили без нас, Колян едва не заорал на весь лес:
— Вот именно! Во всяких Месопотамиях и Египтах сколько лет уже копают, а здесь не то, что археологов — вообще образованных людей ни в жизнь не бывало! Глушь… А что могло в этой глуши быть тысячи три лет назад?
— Ледниковый период.
— попытался пошутить я, но разошедшийся Колян презрительно бросил:
— Тоже, блин, грамотей… — и, решительно не прислушиваясь ко мне, осторожно спустился в холодный туннель с головой. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним: друг ведь, как-никак. Лыжи мы оставили сверху, потому что красть их было некому, да и незачем, а если бы и нашелся такой оригинал, по следам на снегу его можно было бы сразу догнать.
Страница
2 из 5
2 из 5
