Райтер

Я вернулся из школы домой чуть раньше обычного и застал ее лежащей на диване в зеленом махровом халате до колен и читающей ту самую «Жуть». Ее глаза блестели, а грудь часто поднималась и опускалась. «А, это ты, — сказала она.

— Иди сюда, щеночек». Я терпеть не мог, когда она так меня называла, но вид вздымающейся груди гипнотизировал все сильнее, и я, кротко кивнув, подошел.

Не так давно я встретил на улице ту девочку, которая больше двадцати лет назад пыталась поговорить с моей Жутью. Жуть осталась безмолвной, и я успокоился… Но вечером, засыпая, подумал: а что было бы, если… Вот так возник рассказ. В конце концов, все идеи возникают из этого самого «а что было бы, если»….

Девочка сделала вид, что не помнит меня. Но по испуганным глазам, метнувшимся к земле, я понял, что помнит. Все еще помнит. Как и я.

Все это не имеет никакого отношения к писательству. Я словно вытягиваю невидимую пуповину из слов, причудливую смесь воспоминаний и фантазий. Никакой тети Лены не было, но я всегда мечтал о ней. Каждый раз, возвращаясь домой, я думал об одном и том же: красивая молодая женщина в банном халате — только из душа — лежит на диване и читает мой рассказ. Листает тетрадь. Её влажные пальцы оставляют на страницах темные пятна, которые тут же исчезают. Я захожу, и она поднимает голову. Смотрит на меня долгим, глубоким взглядом, в котором читаются восхищение и желание. Зовет меня.

Тети Лены не было, зато была Надежда Ивановна — настоящая любовница отца, страхолюдная тетка лет сорока пяти, давать свои тексты которой я даже и не думал. Когда отец разбился, она бросила меня — через три года после того, как у меня появилась печатная машинка.

У меня всегда было плохо с хронологией. На этом я прокололся, когда посылал первый свой рассказ на конкурс молодых писателей «Начало». Мой главный герой за три дня постарел на восемь лет, и вот я уже вытаскиваю из почтового ящика тонкий конверт, в котором всего лишь один лист, свернутый втрое. На листке было напечатано:

Уважаемый _______________!

Мы рассмотрели ваше произведение и пришли к выводу, что, хотя оно и не лишено определенных художественных достоинств, мы не можем внести его в лонг-лист. Желаем творческих успехов!

жюри конкурса.

На пустом месте, очевидно, следовало вписать мое имя — но то ли кто-то недоглядел, то ли кому-то было все равно. Так что я вписал туда свою фамилию сам и пришпилил листок над кроватью. На протяжении трех лет это было первым, что я видел, когда просыпался.

Нас покидают старожилы:

дряхлеет кожа, рвутся жилы.

Нас покидают староверы:

мы потеряли чувство меры.

Ура! Ура! Ура! Ура!

Я видел бога Солнца — Ра!

Он мне сказал, что мы умрем, он рассказал, куда идем, Он плакал, глядя на меня, и растворился в дымке дня.

Хуже всего работалось дворником. Меня лупила местная шпана, в меня плевали дети, мне разбивали нос пьяные соседи. За два года меня никто ни разу не поблагодарил. А ведь я честно пытался! Вы думаете, легко махать лопатой, если всю ночь накануне писал? Если правая рука покрылась красными мозолями, теми, что отец называл «нетрудовые»? Если каждое движение отдается жгучей болью где-то под лопаткой? Твою мать. Жопа с метлой.

Как-то раз, на интерес, я перевел американскую Библию на русский и обратно на английский. Вышло забавно. Потом я отослал этот текст в Simon&Schuster с просьбой рассмотреть новый остросюжетный роман с трагическим финалом.

Ответа не было.

Одно из самых сильных впечатлений в жизни я пережил в кинотеатре «Сатурн». Показывали «Возвращение живых мертвецов», мне было пятнадцать, и я впервые увидел, как кто-то ест человеческий мозг. Помню, как мои глаза расширились, руки сами вцепились в подлокотники, спина покрылась липким потом. Я представил себе этот вкус, представил, как беловато-желтые кусочки скользят по гортани и спускаются вниз, к паху. Я представил себе грецкий орех головного мозга в своем желудке, полупереваренный, превратившийся в мягкий, податливый комок… Позже, ночью, я проснулся оттого, что во сне я съел чей-то мозг и чувствовал, как чужие мысли копошатся у меня в животе.

Был период, когда я два раза в неделю читал стихи в Доме Литераторов. За 250 рублей в неделю. В ресторане.

Это еще хуже, чем работать дворником.

Вот уже четыре года я печатаюсь в авангардном журнале «Неновый Мир». Письмо туда послал ради хохмы, теперь они требуют с меня по два рассказа в месяц, «желательно остросоциальной направленности». Я выбил себе колонку «Свое мнение», где комментирую все подряд. Получил полтора десятка писем с угрозами, телефонный номер менял уже четырежды. Понял, что популярен у националистов, когда вытащил из почтового ящика листовку с цитатой из собственной статьи. Цитата выглядела так:

«… бей жидов! бей жидов! бей жидов!» В. Г. Гроссштейнер, «Победа разума», «Неновый Мир», Љ33, 2004г.