Добавить в моё избранное
20 мин, 12 сек 16847
Точно, ты прилетела из Румынии, нашлявшись там по зАмку Дракулы, и потащила меня в «усадьбу».
— Усадьба, усадьба, — ворчала Люся, маяча впереди, шагах в трёх, и ее светоотражающие полоски на костюме искрились, как светлячки, — камня на камне не осталось от вашей барской усадьбы, треп один.
— Ну да, соглашалась я в темноту, ничего, кроме церкви и пруда. И утопленницы. Только не майской, как у Гоголя, а августовской. Все равно колоритно. Только что туристы не шакалят вокруг.
Неожиданно налетел порыв ветра. Кладбищенские деревья жалобно застонали. Луна скрылась за невесть откуда взявшимися облаками.
— Возьми фонарь, — сказала я осипшим голосом.
— И так все прекрасно видно, — фыркнула Люся.
Я притормозила, завозившись с замком рюкзака, достала фонарик, включила. Впереди весело запрыгал яркий лучик.
— Погоди, стрекоза, — я окрикнула Люську, успевшую удрать на приличное расстояние.
— Сама коза! — шутливо огрызнулась девушка и обернулась Луч фонарика скользнул снизу вверх по ее костюму, заставив вспыхнуть зелёным эти опостылевшие полоски, а потом упал на лицо. Случайно. Глаза Люсьены тоже вспыхнули ярким ядовито-фосфорным огнем. Вау! Какой у меня, оказывается, галлюциногенный коньяк!
Люся мгновенно отвернулась.
— Ну, супер! Ты прям как кошка! В смысле, глаза у тебя в темноте, как у кошки. Светятся. Ты что, линзы что ли нацепила? — у меня в голове зародились мысли исключительно «стильно-косметической «направленности, такой очевидной и характерной для Люси.
— Да, линзы со встроенным эффектом ночного видения! — блеснула эрудицией подруга.
«За тобой не заржавеет», — подумала я.
Мы миновали кладбище. Справа замаячил силуэт полуразрушенной церкви. Обезглавленная, с пустыми глазницами сводчатых окон, она вызывала и животный страх, и чисто человеческие жалость и сострадание, как обречённый, смертельно больной человек. Великолепный образчик старообрядческого храма не подлежал восстановлению, как его православные собратья. Выстроенное из добротного красного кирпича, на века, здание разрушалось медленно, но верно. Фактически, от церкви остались только стены. «Внутренности» были давно выпотрошены, выедены, выскоблены. Ни полов, ни перекрытий, ни штукатурки — ничего. Пустота. По этому поводу у меня всегда крутился в голове стишок из детского мультика, экранизированного по сказке Андерсена «Стойкий оловянный солдатик». То зло, погубившее солдатика, вылезло из табакерки. И вылезло не просто так, а со словами:
«Если в старой табакерке Век не держат табака, Заведется в табакерке Черт-те что, наверняка».
И если существуют на земле объекты, где, как говорят, свято место пусто не бывает, то это как раз наша церковь. Вот уж, точно, черт-те что там поселилось давно.
Церковь осталась позади. Тропинка нырнула в овражек и, наконец, потянулась вверх, на пригорок. Резво взлетев наверх, мы остановились. Перед нами внизу, в нескольких десятках метров, распласталась черная гладкая поверхность пруда. Луна все ещё пряталась за облаками, но очертания пруда было прекрасно видно, потому что водная гладь с пригорка казалась чернее самой ночи.
— «Красота», — начала ерничать я. Досада в моем голосе прозвучала очевидно. Ни фига не видать!
— Не спится, — констатировала Люся и взмахнула рукой в сторону от пруда. В метрах пятистах горели огоньки в домах. Бывшее село, сохранившее, пожалуй, лишь свое название, раскинулось квадратами дачных участков с новостроем. Деревня поредела к восьмидесятым, практически окончательно вымерла в девяностые. Но то, что уцелело, неожиданно быстро распродалось в начале двухтысячных. И окончательно пошло на «ура» последние десять лет. Развалившиеся домишки резвенько заменили добротными деревянными и кое-где даже кирпичными коттежиками. Сегодня, судя по ярко освещённым окнам и беседками, десяток таких же, как мы, очумелых дачников тусили в ночи. Правда, все на своих территориях. Тащиться на пруд приспичило только сумасбродной Люсе. Я хотела было озвучить эту светлую мысль зачинщице, как она сорвалась с места и, раскинув руки в стороны, как будто намеревалась взмахнуть ими и взлететь, стремглав помчалась к пруду. Преодолев пару десятков метров, Люся замерла у кромки воды. Люминесцентные полоски-светлячки на костюме призывно выделялись в темноте. Я поплелась следом. Встала рядом и обречённо вздохнула:
— Сегодня, кажется, погода не летная. Лунная дорожка отменяется по причине полного отсутствия луны на небе.
Люся молчала. Я тоскливо посмотрела на горящие вдалеке огоньки. Вспомнила про коньяк.
Неожиданно налетел порыв ветра. Шквалистого. Послышался всплеск взбудораженной воды, шелест камышей. Тучи на небе задрожали, начали стремительно метаться, то приоткрывая, то снова скрывая лунный диск. Я зябко поежилась:
— Пошли домой, Люсь… Тучи рассеялись, как по мановению волшебной палочки.
— Усадьба, усадьба, — ворчала Люся, маяча впереди, шагах в трёх, и ее светоотражающие полоски на костюме искрились, как светлячки, — камня на камне не осталось от вашей барской усадьбы, треп один.
— Ну да, соглашалась я в темноту, ничего, кроме церкви и пруда. И утопленницы. Только не майской, как у Гоголя, а августовской. Все равно колоритно. Только что туристы не шакалят вокруг.
Неожиданно налетел порыв ветра. Кладбищенские деревья жалобно застонали. Луна скрылась за невесть откуда взявшимися облаками.
— Возьми фонарь, — сказала я осипшим голосом.
— И так все прекрасно видно, — фыркнула Люся.
Я притормозила, завозившись с замком рюкзака, достала фонарик, включила. Впереди весело запрыгал яркий лучик.
— Погоди, стрекоза, — я окрикнула Люську, успевшую удрать на приличное расстояние.
— Сама коза! — шутливо огрызнулась девушка и обернулась Луч фонарика скользнул снизу вверх по ее костюму, заставив вспыхнуть зелёным эти опостылевшие полоски, а потом упал на лицо. Случайно. Глаза Люсьены тоже вспыхнули ярким ядовито-фосфорным огнем. Вау! Какой у меня, оказывается, галлюциногенный коньяк!
Люся мгновенно отвернулась.
— Ну, супер! Ты прям как кошка! В смысле, глаза у тебя в темноте, как у кошки. Светятся. Ты что, линзы что ли нацепила? — у меня в голове зародились мысли исключительно «стильно-косметической «направленности, такой очевидной и характерной для Люси.
— Да, линзы со встроенным эффектом ночного видения! — блеснула эрудицией подруга.
«За тобой не заржавеет», — подумала я.
Мы миновали кладбище. Справа замаячил силуэт полуразрушенной церкви. Обезглавленная, с пустыми глазницами сводчатых окон, она вызывала и животный страх, и чисто человеческие жалость и сострадание, как обречённый, смертельно больной человек. Великолепный образчик старообрядческого храма не подлежал восстановлению, как его православные собратья. Выстроенное из добротного красного кирпича, на века, здание разрушалось медленно, но верно. Фактически, от церкви остались только стены. «Внутренности» были давно выпотрошены, выедены, выскоблены. Ни полов, ни перекрытий, ни штукатурки — ничего. Пустота. По этому поводу у меня всегда крутился в голове стишок из детского мультика, экранизированного по сказке Андерсена «Стойкий оловянный солдатик». То зло, погубившее солдатика, вылезло из табакерки. И вылезло не просто так, а со словами:
«Если в старой табакерке Век не держат табака, Заведется в табакерке Черт-те что, наверняка».
И если существуют на земле объекты, где, как говорят, свято место пусто не бывает, то это как раз наша церковь. Вот уж, точно, черт-те что там поселилось давно.
Церковь осталась позади. Тропинка нырнула в овражек и, наконец, потянулась вверх, на пригорок. Резво взлетев наверх, мы остановились. Перед нами внизу, в нескольких десятках метров, распласталась черная гладкая поверхность пруда. Луна все ещё пряталась за облаками, но очертания пруда было прекрасно видно, потому что водная гладь с пригорка казалась чернее самой ночи.
— «Красота», — начала ерничать я. Досада в моем голосе прозвучала очевидно. Ни фига не видать!
— Не спится, — констатировала Люся и взмахнула рукой в сторону от пруда. В метрах пятистах горели огоньки в домах. Бывшее село, сохранившее, пожалуй, лишь свое название, раскинулось квадратами дачных участков с новостроем. Деревня поредела к восьмидесятым, практически окончательно вымерла в девяностые. Но то, что уцелело, неожиданно быстро распродалось в начале двухтысячных. И окончательно пошло на «ура» последние десять лет. Развалившиеся домишки резвенько заменили добротными деревянными и кое-где даже кирпичными коттежиками. Сегодня, судя по ярко освещённым окнам и беседками, десяток таких же, как мы, очумелых дачников тусили в ночи. Правда, все на своих территориях. Тащиться на пруд приспичило только сумасбродной Люсе. Я хотела было озвучить эту светлую мысль зачинщице, как она сорвалась с места и, раскинув руки в стороны, как будто намеревалась взмахнуть ими и взлететь, стремглав помчалась к пруду. Преодолев пару десятков метров, Люся замерла у кромки воды. Люминесцентные полоски-светлячки на костюме призывно выделялись в темноте. Я поплелась следом. Встала рядом и обречённо вздохнула:
— Сегодня, кажется, погода не летная. Лунная дорожка отменяется по причине полного отсутствия луны на небе.
Люся молчала. Я тоскливо посмотрела на горящие вдалеке огоньки. Вспомнила про коньяк.
Неожиданно налетел порыв ветра. Шквалистого. Послышался всплеск взбудораженной воды, шелест камышей. Тучи на небе задрожали, начали стремительно метаться, то приоткрывая, то снова скрывая лунный диск. Я зябко поежилась:
— Пошли домой, Люсь… Тучи рассеялись, как по мановению волшебной палочки.
Страница
4 из 6
4 из 6
