Топтуны

Вот и вся любовь. Не договоримся мы с тобой. И думать забудь.

— Черт, я с тобой просто как в стену бьюсь! Да как ты не можешь понять… Он не мог понять. Или не хотел, что, в сущности, было одно и то же. Увещевать Бориса, как уговаривать стену — он просто не слушал.

Солнце постепенно поднималось. Заметно потеплело. Тропинка снова сузилась, и пришлось двигаться гуськом. Неожиданно лошадь Бориса мотнула головой и заржала. Глядя на нее, моя тоже забеспокоилась. Мы остановились. Борис снял с плеча ружье.

— В чем дело?

— Тихо!

Я затих и насторожился. Осенний лес молчал. Лошади фыркали и беспокойно топтались на месте. Некоторое время Борис прислушивался, потом повернулся и стал всматриваться в деревья у меня за спиной. Я невольно вздрогнул.

Он тронул лошадь вперед. Она пошла неохотно, продолжая мотать головой. Вслед за ней двинулась и моя. Справа хрустнула ветка. Треща крыльями, взлетела птица и пронеслась над тропинкой, канув в голых переплетенных ветвях. Мой проводник затравленно озирался, направляя ствол вправо и влево.

Позади снова захрустело, а потом тишину пронзил громкий вопль. Его сменил басовитый рык. Затрещали ветки.

— Держись! — крикнул Борис и ударил лошадь под бока. Она рванулась вперед, и моя понеслась следом. Едва не вылетев из седла, я бросил поводья и вцепился в гриву.

Мы неслись галопом. Земля ходила вверх-вниз, в уши дул холодный ветер. Лошадь шумно выдыхала и дергала головой. Деревья слились в сплошной черный частокол. Каким-то чудом мне удавалось удерживаться в седле. Я почти лежал, наклонясь вперед, и кричал. Не знаю, сколько продолжался этот кошмар, но, наконец, я почувствовал, что мы замедляемся. Галоп сменился тряской рысью, потом шагом. Я с трудом сел и обернулся.

— За нами шли, — сказал Борис.

— От самого дома.

— Они?

— Они самые. Ты теперь помалкивай.

Оставшуюся часть пути до сторожки мы преодолели без приключений. Борис несколько раз останавливался и слушал, но преследователи никак себя не проявляли. Больше я ни о чем его не расспрашивал.

Мы добрались до небольшой развилки, где тропинка расходилась на два рукава: один, пошире, вел в прежнем направлении, другой, едва различимый среди травы и кустов, уходил вправо. Мы повернули и несколько минут двигались в тишине, потом Борис остановился и спрыгнул с лошади.

— Что там? — тихо спросил я.

Не отвечая, он отошел на несколько шагов, нагнулся и что-то подобрал с земли. В густом сумраке леса невозможно было разглядеть, что это такое. Что-то маленькое. Борис покрутил находку в руках, осматривая со всех сторон, а потом вернулся ко мне. Лицо его было мрачным.

— Вот, — сказал он.

— Лежал прямо посреди тропики.

Это был плюшевый медвежонок без одного глаза.

— Что это значит? — шепотом спросил я.

— Не знаю. Ничего хорошего.

Он взял лошадь под уздцы и пошел вперед.

Сторожка вынырнула из-за деревьев неожиданно, словно поджидала нас — небольшой бревенчатый домик с позеленевшими стенами и покрытой мхом крышей. Единственное неосвещенное окно и распахнутая дверь создавали ощущение, будто в доме давно никто не живет.

Борис остановился и, повернувшись ко мне, зашептал:

— Я войду, а ты здесь жди. С лошади слезь. Если что — в лес не беги, пропадешь. Ко мне беги.

Я кивнул и, дрожа всем телом, стал неуклюже спускаться с лошади. Она фыркала и переступала на месте. Борис медленно подошел к двери, остановился и вытянул голову. Он простоял так несколько минут, прислушиваясь и поводя ружьем, потом быстро вошел. Стало очень тихо. Настолько тихо, что мне показалось, будто у меня заложило уши. Я сглотнул, обхватил руками бока и принялся притоптывать на месте. В носу засвербело, на глаза навернулись слезы, я чихнул и застыл, прижав ладони ко рту.

В двери показалась фигура Бориса.

— Иди сюда! — зашипел он.

В маленькой прихожей все было вверх дном: посередине валялся опрокинутый стол, вокруг него стулья, у одного не хватало ножки; под разбитым окном лежал расколотый цветочный горшок, в горке земли отпечатался след — широкий, длиннопалый с глубокими рытвинами от когтей. За спиной хлопнула дверь. Я вздрогнул и обернулся. Борис запирал замок.

— Во дворе никого. И крови нет, — сказал он.

— Увели значит.

Он подошел к столу.

— Подсоби.

Мы перевернули его.

— Зачем увели? — спросил я.

— Вот и мне интересно — зачем? Обычно они сразу… Редко уводят.

Борис поднял стул, сел и подпер голову рукой.

— Завтра обратно идем. Это из-за тебя все.

— Почему из-за меня? Я тут при чем?

— Они за нами всю дорогу идут. За тобой идут. Если ночь продержимся, с утра сразу же обратно.

— Может быть, они просто хотят поговорить?