Седина

Кто заглянет в чайник? Ни полиция, ни Кирилл Михайлович — лишь тот, кто захочет просто выпить чаю. Я?

Сонная чашка в руке — черный чай с примесью облепихи; бормочет тихо «исторический» канал. За окном дышит изморосью поздняя осень, а Анна Ребер из далекого 1972 года бьется в истерике в динамиках музыкального центра.

Я выберу первую запись.

Щелчок. Еще один. Зажигалка? Вздох.

— Я решила начать курить… — шорох, — все-таки редкая гадость. А сколько выбирала? Битый час, кажется. Продавец уже не знал, куда меня деть. Но ведь первая сигарета — как первый мужчина: ошибешься — и вспоминаешь всю жизнь.

Нет, не с того начала.

Вчера я умерла. В общем-то, ничего страшного, если б не способ, — вздох. Несколько секунд тишины.

— Господи Боже, переехал бы грузовик или маньяк пришил какой-нибудь, или свалилась на голову космическая станция… но помада? П… просто слов нет.

Выдох.

— Оказалось, в мою рабочую страховку входила эта… ой… По телевизору называется «Последний шанс». Мне вживили в голову некую штуку, которая не дает душе или, — пауза, — разуму? Покинуть тело. Не понимаю, как она работает, но я могу ходить, говорить, есть, пить. Только постепенно разрушаюсь.

Звук шагов. Открывается холодильник. «Дзинь» стекла.

— В больнице мне дали рецепт, по которому я могу покупать в аптеке всякие ко… консервирующие растворы и мази. Они замедляют разложение; запахи устраняют. В интернете, в сообществе, — пауза, шелест (волос или бумаги), — подобных мне, я прочла, что, если избегать тепла и делать разные инъекции, можно протянуть до полутора лет. Но я слишком люблю чай.

Вчера, когда меня отпустили из больницы, я как рассудительная девушка пошла в аптеку и накупила целый ворох лекарств. Кассир посмотрел на меня, будто извинялся за всю планету. Ну… что они живы, а я, вроде бы, уже нет.

Мне вдруг стало жутко тоскливо, и захотелось напиться до беспамятства. Странное желание после смерти.

Хотя есть в этом что-то сугубо человеческое — попасть в безвыходную ситуацию и топить себя глубже. Животные так не могут, у них слишком развиты инстинкты са-мо-со-хра-нения. Выговорила.

Глоток. Звон бокала. Нет, чашки! Уверен.

— Ваше здоровье. Я полдня лазила по супермаркету в поисках самого дорогого вина и сигарет. И то, и другое в итоге не понравилось.

Глоток.

— Кислятина какая-то. Никогда не разбиралась в выпивке.

Вздох. Глоток.

Вчера я осушила полбутылки и завалилась спать. Хотя это не совсем сон: из-за эффекта поствитальной гиб… гибернации, что бы это ни значило, мой мозг разучился отключаться. У меня такая, — шум перебираемых вещей, — коробочка с двумя кнопками и таймером. Если я хочу поспать, то выставляю время и нажимаю синюю. Вроде как сплю, только без снов и отдыха. А если захочу умереть — окончательно, навсегда, — надо зажать синюю и красную и подержать тридцать секунд.

Заливистый смех.

— Я… Х-хха-ха-хаа! О Боже… Я как чайник. Или стиральная машинка. Или нет! Микроволновка!

Смех. Вскоре он затихает, замедляется, будто последние ноты песни.

— Сегодня утром я стала, как обычно, собираться на работу. А потом подумала, — пауза, — зачем? Правда, зачем? Я ж умерла. Кстати, от них мне пришла открытка на имейл. Сейчас… — шаги, отодвигается стул; мягкие щелчки клавиатуры, — вот:

«Дорогая Богдана!

«Лорнет и Кафи» выражают глубочайшие сожаления о вашей безвременной кончине. Нам было приятно работать вместе!» Тут о всяких начислениях и накоплениях, но в конце мне особенно понравилось: «… если вы, в дни своей постжизни, пожелаете вернуться к работе, «Лорнет и Кафи» предоставит все необходимые условия».

Мне почему-то кажется все это издевкой. Зд… Щелчок окончания записи. Тишина.

Я вдруг пойму, что облепиховый чай остыл и затихла лебединая песня Анны. И только звучит в голове чуть грудной, чуть надтреснутый голос.

Он знакомый и нравится мне.

Следующая запись.

Гудение. Лифт?

— Я так и не поведала о своей работе. Я — модель. Не особо успешная и популярная, но все-таки. Весной одна косметическая компания заказала «Лорнет и Кафи» девушку без склонностей к прыщам… С лязгом раскрываются створки, шаги.

— Доброе утро, Сергей Михайлович! А, вы опять спите.

В итоге, после съемок, по всему городу развесили плакаты с моим лицом и… ну, рекламой татуажной маски.

Ох, я была на седьмом небе от счастья. Выхожу из дома и вот, вижу себя через улицу. Еду по городу и вновь: я, я, я. И все смотрят, любуются.

Шум машин. Стенания ветра в динамике.

— Но, когда плакаты выцвели и потускнели, а прохожие так и не стали меня узнавать, я захотела вырвать каждый рекламный щит в городе! Господи Боже, люди, я стою рядом с вами и через дорогу — мое же лицо.