13 мин, 30 сек 19911
Он твой, понимаешь, птенец? Твой. Хоть и игрушка. Не гони его, ладно?
— Но… я не хочу, — слабо возражает Лола и с надеждой косится на игрушку.
— Я устал, дочка, — признается Алекс и тянется к настенной лампе.
— Спокойной ночи. Я тушу свет.
Лола вздыхает и натягивает одеяло до подбородка.
— Это ничего, что Мелисса ушла, — говорит она, следя за отцовской рукой, тянущейся к шнурку выключателя лампы.
— Она вернется. Как только ты победишь его, папочка, она вернется. Просто… просто она не знает, какой он противный и страшный, этот коричневый человек. Ой! — восклицает девочка, когда рука Алекса, обхватив шнур выключателя, вздрагивает, и он обрывается.
Лампа тут же гаснет и в комнате становится темно.
— Ой, папочка, как стра-а-ашно! — шепчут губы малышки, наполняя комнату звуками, то ли ужаса, то ли восторга.
— Как в твоём сне!
Не только руки дрожат у Алекса. У него дрожит голос:
— Господи, Лола, о чем ты?! — говорит он, подходит к детскому бюро и зажигает едва тлеющий ночник в форме божьей коровки.
— Коричневый человек. Он снится тебе.
— Лола привстает на локти. Комнату охватывает красное мерное сияние.
— Ты боишься его, я знаю. Ты там совсем один, папочка. Совсем-совсем, — говорит девочка и признается:
— А я так хочу помочь тебе. Очень хочу!
Алекс замирает возле стола. На его лице отражается испуг и тревога. В полной растерянности он произносит:
— Господи, малышка, прости. Я не знал… не знал, что беспокою тебя ночью.
Алекс подходит к кровати, опускается на её край, берет теплые ладони Лолы в свои и бережно сжимает.
— Обещаю, — говорит он, — ничего подобного больше не повторится. Тебе нечего бояться, птенец. Это просто дурной сон.
Алекс наклоняется и целует малышку в лоб.
— Спи спокойно, Лола, — шепчет он.
— Прости, если напугал. Я должен был подумать… — Но, папочка, — перебивает Лола, — зачем ты так говоришь? — Её глаза полны участия и сострадания.
— Ты ведь не виноват? Ты же его не звал? Не звал этого коричневого человека! — удивляется она.
— Он сам… — Лола, это не та тема, которую следует сейчас обсуждать, — замечает дочери Алекс. Он встает и подходит к дверям спальни.
— Я сейчас спущусь вниз и немного посижу у телевизора, пока ты уснешь, а потом пойду спать. Договорились? — спрашивает он дочь и строго тычет пальцем в плюшевую игрушку:
— Винни, малыш, оставляю Лолу на тебя. Если что, косолапый, ответишь головой! — улыбается игрушке и уходит, оставив дверь открытой.
Внизу, в центральной комнате, работает телевизор. С экрана в комнату улыбается Рутгер Хауэр. Его интервьюирует невысокая блондинка и Алекс вовсе не удивляется натянутой улыбке актера: вопросы на откровенность — дурацкие.
— … Хорошо, это был вопрос касательно ваших планов на будущее, мистер Хауэр. Но, если позволите, нашему каналу хотелось бы узнать накануне выборов и, судя по всему, грядущих перемен в Белом Доме, каково ваше мнение по поводу политики Соединенных Штатов в отношении стран северо-восточной Африки? Вчерашний ·Таймс? опубликовал короткие блиц-интервью кандидатов в президенты, где среди прочих вопросов затрагивалась и эта тема. Так с чем вы согласны и кого намерены поддержать в этом вопросе, мистер Хауэр? — спрашивает блондинка, и лоб актера прорезают поперечные складки. Брови, то ли в скором озвучивание мысли, то ли в замешательстве, ползут вверх.
— Ты понимаешь. Понимаешь, что выглядишь полным придурком, да? — пьяно бормочет Алекс, отрываясь от пустой банки пива, сминая и бросая её себе под ноги. К ряду других.
— Сам виноват! — кивает он.
— Тебе бы сейчас разделить с кем-нибудь сиесту, друг, а ты стоишь и корчишься как уж на жаровне, вместо того, чтоб вспылить и послать всех нахрен!
Рука Алекса скользит по пульту и картинка на экране сменяется рекламой нового японского внедорожника. Вновь скользит. Женское ток-шоу. Алекс дожидается темы: ·Суррогатное материнство?, переключает. Теперь это — политические дебаты. Скользит, в ночном показе идут ·Друзья?. Прыснул пьяным смехом пару раз, но внимания хватает минут на семь. Переключает. Мир катастроф. Танцевальное шоу, на танцполе звучит зажигательная сальса. Канал новостей. Спортивный канал, — на том и останавливается. Мутный взгляд с десяток минут следит за двигающимися на корте фигурками, пока очередная банка пива не скатывается с разжавшихся пальцев на пол. Голова Алекса откидывается на подголовник кресла, рот приоткрывается и он, наконец-то, забывается сном.
Узкий коридор перед детской тихо тлеет в свете красного ночника проникающего сюда сквозь открытую дверь спальни. Тихо. Тишина поглощает и звуки телевизора, которые доносятся в комнату подобно блуждающим по дому брюзжащим фантомам.
На кроватке в детской лежит Лола.
— Но… я не хочу, — слабо возражает Лола и с надеждой косится на игрушку.
— Я устал, дочка, — признается Алекс и тянется к настенной лампе.
— Спокойной ночи. Я тушу свет.
Лола вздыхает и натягивает одеяло до подбородка.
— Это ничего, что Мелисса ушла, — говорит она, следя за отцовской рукой, тянущейся к шнурку выключателя лампы.
— Она вернется. Как только ты победишь его, папочка, она вернется. Просто… просто она не знает, какой он противный и страшный, этот коричневый человек. Ой! — восклицает девочка, когда рука Алекса, обхватив шнур выключателя, вздрагивает, и он обрывается.
Лампа тут же гаснет и в комнате становится темно.
— Ой, папочка, как стра-а-ашно! — шепчут губы малышки, наполняя комнату звуками, то ли ужаса, то ли восторга.
— Как в твоём сне!
Не только руки дрожат у Алекса. У него дрожит голос:
— Господи, Лола, о чем ты?! — говорит он, подходит к детскому бюро и зажигает едва тлеющий ночник в форме божьей коровки.
— Коричневый человек. Он снится тебе.
— Лола привстает на локти. Комнату охватывает красное мерное сияние.
— Ты боишься его, я знаю. Ты там совсем один, папочка. Совсем-совсем, — говорит девочка и признается:
— А я так хочу помочь тебе. Очень хочу!
Алекс замирает возле стола. На его лице отражается испуг и тревога. В полной растерянности он произносит:
— Господи, малышка, прости. Я не знал… не знал, что беспокою тебя ночью.
Алекс подходит к кровати, опускается на её край, берет теплые ладони Лолы в свои и бережно сжимает.
— Обещаю, — говорит он, — ничего подобного больше не повторится. Тебе нечего бояться, птенец. Это просто дурной сон.
Алекс наклоняется и целует малышку в лоб.
— Спи спокойно, Лола, — шепчет он.
— Прости, если напугал. Я должен был подумать… — Но, папочка, — перебивает Лола, — зачем ты так говоришь? — Её глаза полны участия и сострадания.
— Ты ведь не виноват? Ты же его не звал? Не звал этого коричневого человека! — удивляется она.
— Он сам… — Лола, это не та тема, которую следует сейчас обсуждать, — замечает дочери Алекс. Он встает и подходит к дверям спальни.
— Я сейчас спущусь вниз и немного посижу у телевизора, пока ты уснешь, а потом пойду спать. Договорились? — спрашивает он дочь и строго тычет пальцем в плюшевую игрушку:
— Винни, малыш, оставляю Лолу на тебя. Если что, косолапый, ответишь головой! — улыбается игрушке и уходит, оставив дверь открытой.
Внизу, в центральной комнате, работает телевизор. С экрана в комнату улыбается Рутгер Хауэр. Его интервьюирует невысокая блондинка и Алекс вовсе не удивляется натянутой улыбке актера: вопросы на откровенность — дурацкие.
— … Хорошо, это был вопрос касательно ваших планов на будущее, мистер Хауэр. Но, если позволите, нашему каналу хотелось бы узнать накануне выборов и, судя по всему, грядущих перемен в Белом Доме, каково ваше мнение по поводу политики Соединенных Штатов в отношении стран северо-восточной Африки? Вчерашний ·Таймс? опубликовал короткие блиц-интервью кандидатов в президенты, где среди прочих вопросов затрагивалась и эта тема. Так с чем вы согласны и кого намерены поддержать в этом вопросе, мистер Хауэр? — спрашивает блондинка, и лоб актера прорезают поперечные складки. Брови, то ли в скором озвучивание мысли, то ли в замешательстве, ползут вверх.
— Ты понимаешь. Понимаешь, что выглядишь полным придурком, да? — пьяно бормочет Алекс, отрываясь от пустой банки пива, сминая и бросая её себе под ноги. К ряду других.
— Сам виноват! — кивает он.
— Тебе бы сейчас разделить с кем-нибудь сиесту, друг, а ты стоишь и корчишься как уж на жаровне, вместо того, чтоб вспылить и послать всех нахрен!
Рука Алекса скользит по пульту и картинка на экране сменяется рекламой нового японского внедорожника. Вновь скользит. Женское ток-шоу. Алекс дожидается темы: ·Суррогатное материнство?, переключает. Теперь это — политические дебаты. Скользит, в ночном показе идут ·Друзья?. Прыснул пьяным смехом пару раз, но внимания хватает минут на семь. Переключает. Мир катастроф. Танцевальное шоу, на танцполе звучит зажигательная сальса. Канал новостей. Спортивный канал, — на том и останавливается. Мутный взгляд с десяток минут следит за двигающимися на корте фигурками, пока очередная банка пива не скатывается с разжавшихся пальцев на пол. Голова Алекса откидывается на подголовник кресла, рот приоткрывается и он, наконец-то, забывается сном.
Узкий коридор перед детской тихо тлеет в свете красного ночника проникающего сюда сквозь открытую дверь спальни. Тихо. Тишина поглощает и звуки телевизора, которые доносятся в комнату подобно блуждающим по дому брюзжащим фантомам.
На кроватке в детской лежит Лола.
Страница
3 из 4
3 из 4