Добавить в моё избранное
13 мин, 14 сек 12638
«Старинная немецкая гравюра». Я перелистывал его в нетерпении.
Эдик заглядывал мне через плечо.
— Вот же, — объявил я, раскрывая альбом во весь разворот, — Конечно, мы не догадались сразу. Привыкли к этим цезарям и Клеопатрам… — Да-а, — протянул Шульгин.
На гравюре по длинной мощеной булыжником мостовой мимо двухэтажных спящих домов средневекового города шла странная процессия. Справа, согнувшись, и приплясывая, тянулись длинной цепочкой крысы, некоторые из которых держали на плечах узелки со скарбом. Перед ними танцевал худой человек в длинной накидке и остроносых туфлях, играя на флейте. Над городом висел тонкий серп месяца. Крысы шли за флейтистом к спуску к реке, вытянув острые морды.
Текст под рисунком гласил:
«Известная немецкая легенда. Бродячий Флейтист спас город от нашествия крыс: своей музыкой выманил их из убежищ, довел до берега Везера и… пошел по водам, они же, естественно, утонули. Есть и другая версия, согласно которой он увел зверьков «в другой мир», откуда нет возврата, да и не возникает желания вернуться.
Заплатить за сделанное жители города отказались. И тогда Крысолов — во время воскресной обедни — снова заиграл на флейте и увел всех городских детей на гору Конненберг, которая гостеприимно разверзлась и поглотила шествие. Одно из дальнейших «ответвлений фабулы» гласит, что от этих детей произошли жители современной Трансильвании… Лет пятьсот эта история существовала изустно, очищаясь от фактов и обрастая фольклорными подробностями. Пока не была изложена в изданной братьями Гримм книге «Немецкие сказания». Первый стихотворный отклик на нее принадлежит Гёте — его «Крысолов» написан в самом начале ХIХ века. Герой стихов, как и положено в сказке, является троекратно и звуками флейты уводит за собой сперва крыс, потом детей, а затем и женщин.
Сюжет часто разрабатывался мастерами гравюры XV-XVI веков.» — Гаммельнский Крысолов, — прошептал восторженно Шульгин, — Ну ты голова, Сергеич. Охренеть… Я нервно сглотнул. Мне стало немного не по себе от того, кем был смирный алкоголик Степанов в прошлом своем воплощении.
Тихая ночь опустилась на набережную. Луна поднималась над домами вдоль нее, смотрящими на спокойную реку мертвыми окнами. Мы с Шульгиным стояли, опираясь о парапет рядом со ступенчатым спуском, и слушали ровный плеск воды. Я закурил, прикрывая огонек ладонью, выбросил в грязные пенистые волны спичку и, успокоившись, повернулся к Степанову.
— Семен Витальевич, — сказал я, — Вы понимаете, что нужного нам эффекта может и не получиться. У нас был ряд успешных экспериментов, но… — Да понимаю я, — устало махнул рукой он.
Степанов высился перед нами сгорбленной тенью. Темный плащ, который раздобыл Шульгин, мел полою асфальт. Семен Витальевич мял в руках шляпу с широкими полями. Внезапно он снова дернул головой.
— Итак, — предупредил я, — Повторим еще раз. Мне необходимо, чтобы вы предельно сконцентрировались. Выбросите из головы все лишние мысли. Начнем с шума воды… Закройте глаза.
Степанов послушно закрыл глаза рукой.
— Не надо рукой, — ровным голосом велел я, — Опустите руку. Просто закройте глаза. Теперь слушайте воду. Вы слышите воду… Текущую воду. Только текущую воду и мой голос… Мой голос накладывается на плеск воды. Вы слышите только мой голос и ровный плеск воды. Эти звуки монотонные, ровные, медленные. Плеск воды уносит вас… Ваше тело становится легким, легким… Он стоял, слегка покачиваясь. Похожие на лопаты руки висели вдоль тела, пальцы на правой чуть шевелились.
— Вы стоите на берегу реки. Ваше тело легкое. Вы дышите глубоко… ровно… спокойно. Ваша память очищается. Все уходит прочь, прочь… Вы слышите только шум воды и мой голос. Вы стоите на берегу реки… Рука его неуверенно дернулась вверх, зависла в воздухе и опустилась. Потом дернулась еще раз. Шульгин щелкнул замочками продолговатого футляра, который лежал перед ним на бетонном парапете и достал флейту. Вопросительно посмотрел на меня.
— Вы сейчас возьмете флейту. Это ваша флейта… Вы слышите только шум воды и мой голос. Подчиняйтесь моему голосу. Вы возьмете флейту и начнете играть… Вы умеете играть на флейте.
Набережная была пуста в этот час. Я непроизвольно поежился. Затих даже легкий ветерок в ветвях лип, высаженных в скверике. Город за спиной Степанова молчал.
— Das meine Flцte Моя флейта… (нем.)… — сказал он чужим глухим голосом и поднял веки.
Глаза его закатились. Степанов смотрел на меня пустыми белками и слепо водил перед собой рукой. Шульгин, согнувшись, подступил к нему скользящим шагом. Затем, заметно волнуясь, сунул ему флейту и сжал на холодном мундштуке его пальцы своими.
Степанов играл на флейте.
Он играл вдохновенно. Все морщины на его спящем лице разгладились, темная грубая кожа в лунном свете заблестела, как стекло. Он стал выглядеть моложе, его черты приобрели неясную благородную свежесть.
Эдик заглядывал мне через плечо.
— Вот же, — объявил я, раскрывая альбом во весь разворот, — Конечно, мы не догадались сразу. Привыкли к этим цезарям и Клеопатрам… — Да-а, — протянул Шульгин.
На гравюре по длинной мощеной булыжником мостовой мимо двухэтажных спящих домов средневекового города шла странная процессия. Справа, согнувшись, и приплясывая, тянулись длинной цепочкой крысы, некоторые из которых держали на плечах узелки со скарбом. Перед ними танцевал худой человек в длинной накидке и остроносых туфлях, играя на флейте. Над городом висел тонкий серп месяца. Крысы шли за флейтистом к спуску к реке, вытянув острые морды.
Текст под рисунком гласил:
«Известная немецкая легенда. Бродячий Флейтист спас город от нашествия крыс: своей музыкой выманил их из убежищ, довел до берега Везера и… пошел по водам, они же, естественно, утонули. Есть и другая версия, согласно которой он увел зверьков «в другой мир», откуда нет возврата, да и не возникает желания вернуться.
Заплатить за сделанное жители города отказались. И тогда Крысолов — во время воскресной обедни — снова заиграл на флейте и увел всех городских детей на гору Конненберг, которая гостеприимно разверзлась и поглотила шествие. Одно из дальнейших «ответвлений фабулы» гласит, что от этих детей произошли жители современной Трансильвании… Лет пятьсот эта история существовала изустно, очищаясь от фактов и обрастая фольклорными подробностями. Пока не была изложена в изданной братьями Гримм книге «Немецкие сказания». Первый стихотворный отклик на нее принадлежит Гёте — его «Крысолов» написан в самом начале ХIХ века. Герой стихов, как и положено в сказке, является троекратно и звуками флейты уводит за собой сперва крыс, потом детей, а затем и женщин.
Сюжет часто разрабатывался мастерами гравюры XV-XVI веков.» — Гаммельнский Крысолов, — прошептал восторженно Шульгин, — Ну ты голова, Сергеич. Охренеть… Я нервно сглотнул. Мне стало немного не по себе от того, кем был смирный алкоголик Степанов в прошлом своем воплощении.
Тихая ночь опустилась на набережную. Луна поднималась над домами вдоль нее, смотрящими на спокойную реку мертвыми окнами. Мы с Шульгиным стояли, опираясь о парапет рядом со ступенчатым спуском, и слушали ровный плеск воды. Я закурил, прикрывая огонек ладонью, выбросил в грязные пенистые волны спичку и, успокоившись, повернулся к Степанову.
— Семен Витальевич, — сказал я, — Вы понимаете, что нужного нам эффекта может и не получиться. У нас был ряд успешных экспериментов, но… — Да понимаю я, — устало махнул рукой он.
Степанов высился перед нами сгорбленной тенью. Темный плащ, который раздобыл Шульгин, мел полою асфальт. Семен Витальевич мял в руках шляпу с широкими полями. Внезапно он снова дернул головой.
— Итак, — предупредил я, — Повторим еще раз. Мне необходимо, чтобы вы предельно сконцентрировались. Выбросите из головы все лишние мысли. Начнем с шума воды… Закройте глаза.
Степанов послушно закрыл глаза рукой.
— Не надо рукой, — ровным голосом велел я, — Опустите руку. Просто закройте глаза. Теперь слушайте воду. Вы слышите воду… Текущую воду. Только текущую воду и мой голос… Мой голос накладывается на плеск воды. Вы слышите только мой голос и ровный плеск воды. Эти звуки монотонные, ровные, медленные. Плеск воды уносит вас… Ваше тело становится легким, легким… Он стоял, слегка покачиваясь. Похожие на лопаты руки висели вдоль тела, пальцы на правой чуть шевелились.
— Вы стоите на берегу реки. Ваше тело легкое. Вы дышите глубоко… ровно… спокойно. Ваша память очищается. Все уходит прочь, прочь… Вы слышите только шум воды и мой голос. Вы стоите на берегу реки… Рука его неуверенно дернулась вверх, зависла в воздухе и опустилась. Потом дернулась еще раз. Шульгин щелкнул замочками продолговатого футляра, который лежал перед ним на бетонном парапете и достал флейту. Вопросительно посмотрел на меня.
— Вы сейчас возьмете флейту. Это ваша флейта… Вы слышите только шум воды и мой голос. Подчиняйтесь моему голосу. Вы возьмете флейту и начнете играть… Вы умеете играть на флейте.
Набережная была пуста в этот час. Я непроизвольно поежился. Затих даже легкий ветерок в ветвях лип, высаженных в скверике. Город за спиной Степанова молчал.
— Das meine Flцte Моя флейта… (нем.)… — сказал он чужим глухим голосом и поднял веки.
Глаза его закатились. Степанов смотрел на меня пустыми белками и слепо водил перед собой рукой. Шульгин, согнувшись, подступил к нему скользящим шагом. Затем, заметно волнуясь, сунул ему флейту и сжал на холодном мундштуке его пальцы своими.
Степанов играл на флейте.
Он играл вдохновенно. Все морщины на его спящем лице разгладились, темная грубая кожа в лунном свете заблестела, как стекло. Он стал выглядеть моложе, его черты приобрели неясную благородную свежесть.
Страница
3 из 4
3 из 4
