Добавить в моё избранное
12 мин, 50 сек 2909
А ещё невероятней было то, что всё золото до последнего слитка было в целости доставлено и скрыто под полом одного их монастырей Секты Священного Слога.
А потом вдруг заполыхала гражданская война — и, как обычно, никто не помнил, как она началась и по какому поводу. Стены крепостей вдруг оказались старыми, склады с продовольствем разворованы, а оружия на руках столько, словно и не было никогда указа об охоте за мечами.
В конце концов бестолковый северный даймё, замучившись управлять неуправляемым, отрёкся в пользу младшего брата и отправился пировать. На следущий день взбунтовалась уже вся провинция. Монахи и разбойники, крестьяне и ронины, ремесленники и дезертиры захватывали, грабили и растаскивали всё без разбора — потому что потом будет нельзя.
А тем временем беглый монах, настоятель и Cелезень заняли дворец и провозгласили теократию на тибетский манер. Только сейчас, обдумывая пьесу, Тикамацу понял, как им это удалось. Секта Священного Слога была единственной, кто знал, что делать.
Несколько лет продолжались набеги и засады, налёты и погромы, неожиданные союзы и бессмысленные предательства. В бурных водоворотах сгинули и многие соратники, и разбитый параличом старый настоятель (победы он не увидел) и верный Селезень -(после трёх побегов и десятка головокружительных рейдов он всё-таки стал законным комендатом южной крепости, получил веер и меч, но как-то утром собирался, по старой разбойной привычке, лично подковать лошадь — и копыто проломило буйную голову). А кое-кого и вовсе пришлось выдать в Эдо или обезглавить на месте — только после этого сёгун признал, что бунтовщики тут не все.
Но даже прощённое письмо с императорской печатью не означало мира. Он так и не стал полноправным даймё: княжество теперь проходило в бумагах как исполинский монастырский надел Секты Священного Слога, где монахам было дозволено попытаться построить Чистую Землю.
Уже приходили вести о том, что в южных провинциях сжигают храмы северной традиции, а монахов высылают на золотые копи острова Миэ. Нитирэновцы призвали последователей сжигать Сутру Священного Слога — а ежели её читает сосед, то сжигать вместе с домом соседа. А сингоновцы отыскали в библиотеках доселе неизвестную тантру, из которой следовало, что земля, где поклонялись Священному Слогу, становится проклятой, и исправить её можно только если передать храм со всем имуществу праведной традиции Сингон. И даже последователи школы иккю стали утверждать в проповедях, что тех лентяев, что пытаются спастись одним слогом, будда Амида к себе в рай не возьмёт!
Что до хозяйства, то и без того дикий край был начисто и не раз опустошён и разграблен.
Было очевидно, что и соседи, и сёгун только и ждут удачного часа, чтобы сбросить в океан монахов-самозванцев. И Дежурный Наставник (таким был его теперешний титул) объявил, что святая земля готова принять всех изгнанников. Пусть приходят ушедшие в подполье монахи и ищущие миряне, бродячие ронины и пронырливые купцы — каждый получит рис и поле в Чистой Земле. Что касается уцелевших храмов непочтительных южных традиций, то их земли конфисковали, а настоятелей вместе с прихожанами продали в рабство корейским пиратам. Вырученных денег как раз хватило, чтобы укрепить южные замки.
Очень скоро стало ясно, что подготовка к войне, в отличии от самой войны, никогда не кончается. Теперь уже агенты секты отправлялись в южные провинции, зашив в мантии бумажки с Священным Слогом и замаскировавшись под изгнанников. Требовались фортификаторы и мелиораторы, проповедники и кузнецы, переписчики и коневоды.
Следующий год принёс засуху и страшный голод. Недостроеннае плотины казались заборами в окружении луж. А крестьяне не разгромили монастыри просто потому, что всех, кто умел и хотел громить, забрали в храмовую стражу. Нерадивых мастеров публично казнили способами из старых китайских книг.
Дежурного Наставника уже тогда называли Северным князем. Седина покрыла коротко остриженную голову, а в каждом услышанном слове звенела нотка предательства. Не раз он ездил по ночам на диковинной, окованной железом повозке в дальние деревни, чтобы лично проверить, как наполняются склады, куются мечи и строятся крепостные стены. Только сейчас он понимал, насколько чудовищно прав был отшельник Ма — мир действительно соединял в себе все миры, и с каждой секундой своего правления Северный Князь смещался в сторону ада железных деревьев, где вместо листьев — ножи, а почва раскалена, как печь в кузнице. Сколько бы он не ездил, какие бы распоряжения не отдавал, он всё равно оставался всё там же — в тесной железной комнатке, куда стягивались нити управления провинцией, завязанные на десятки колёсиков, каждое из которых следовало регулярно менять. Он знал, что другие не лучше, что они видели много крови и единственный способ удержать их в повиновении — это обеспечить насилие, не чрезмерное, и не недостаточное.
А потом вдруг заполыхала гражданская война — и, как обычно, никто не помнил, как она началась и по какому поводу. Стены крепостей вдруг оказались старыми, склады с продовольствем разворованы, а оружия на руках столько, словно и не было никогда указа об охоте за мечами.
В конце концов бестолковый северный даймё, замучившись управлять неуправляемым, отрёкся в пользу младшего брата и отправился пировать. На следущий день взбунтовалась уже вся провинция. Монахи и разбойники, крестьяне и ронины, ремесленники и дезертиры захватывали, грабили и растаскивали всё без разбора — потому что потом будет нельзя.
А тем временем беглый монах, настоятель и Cелезень заняли дворец и провозгласили теократию на тибетский манер. Только сейчас, обдумывая пьесу, Тикамацу понял, как им это удалось. Секта Священного Слога была единственной, кто знал, что делать.
Несколько лет продолжались набеги и засады, налёты и погромы, неожиданные союзы и бессмысленные предательства. В бурных водоворотах сгинули и многие соратники, и разбитый параличом старый настоятель (победы он не увидел) и верный Селезень -(после трёх побегов и десятка головокружительных рейдов он всё-таки стал законным комендатом южной крепости, получил веер и меч, но как-то утром собирался, по старой разбойной привычке, лично подковать лошадь — и копыто проломило буйную голову). А кое-кого и вовсе пришлось выдать в Эдо или обезглавить на месте — только после этого сёгун признал, что бунтовщики тут не все.
Но даже прощённое письмо с императорской печатью не означало мира. Он так и не стал полноправным даймё: княжество теперь проходило в бумагах как исполинский монастырский надел Секты Священного Слога, где монахам было дозволено попытаться построить Чистую Землю.
Уже приходили вести о том, что в южных провинциях сжигают храмы северной традиции, а монахов высылают на золотые копи острова Миэ. Нитирэновцы призвали последователей сжигать Сутру Священного Слога — а ежели её читает сосед, то сжигать вместе с домом соседа. А сингоновцы отыскали в библиотеках доселе неизвестную тантру, из которой следовало, что земля, где поклонялись Священному Слогу, становится проклятой, и исправить её можно только если передать храм со всем имуществу праведной традиции Сингон. И даже последователи школы иккю стали утверждать в проповедях, что тех лентяев, что пытаются спастись одним слогом, будда Амида к себе в рай не возьмёт!
Что до хозяйства, то и без того дикий край был начисто и не раз опустошён и разграблен.
Было очевидно, что и соседи, и сёгун только и ждут удачного часа, чтобы сбросить в океан монахов-самозванцев. И Дежурный Наставник (таким был его теперешний титул) объявил, что святая земля готова принять всех изгнанников. Пусть приходят ушедшие в подполье монахи и ищущие миряне, бродячие ронины и пронырливые купцы — каждый получит рис и поле в Чистой Земле. Что касается уцелевших храмов непочтительных южных традиций, то их земли конфисковали, а настоятелей вместе с прихожанами продали в рабство корейским пиратам. Вырученных денег как раз хватило, чтобы укрепить южные замки.
Очень скоро стало ясно, что подготовка к войне, в отличии от самой войны, никогда не кончается. Теперь уже агенты секты отправлялись в южные провинции, зашив в мантии бумажки с Священным Слогом и замаскировавшись под изгнанников. Требовались фортификаторы и мелиораторы, проповедники и кузнецы, переписчики и коневоды.
Следующий год принёс засуху и страшный голод. Недостроеннае плотины казались заборами в окружении луж. А крестьяне не разгромили монастыри просто потому, что всех, кто умел и хотел громить, забрали в храмовую стражу. Нерадивых мастеров публично казнили способами из старых китайских книг.
Дежурного Наставника уже тогда называли Северным князем. Седина покрыла коротко остриженную голову, а в каждом услышанном слове звенела нотка предательства. Не раз он ездил по ночам на диковинной, окованной железом повозке в дальние деревни, чтобы лично проверить, как наполняются склады, куются мечи и строятся крепостные стены. Только сейчас он понимал, насколько чудовищно прав был отшельник Ма — мир действительно соединял в себе все миры, и с каждой секундой своего правления Северный Князь смещался в сторону ада железных деревьев, где вместо листьев — ножи, а почва раскалена, как печь в кузнице. Сколько бы он не ездил, какие бы распоряжения не отдавал, он всё равно оставался всё там же — в тесной железной комнатке, куда стягивались нити управления провинцией, завязанные на десятки колёсиков, каждое из которых следовало регулярно менять. Он знал, что другие не лучше, что они видели много крови и единственный способ удержать их в повиновении — это обеспечить насилие, не чрезмерное, и не недостаточное.
Страница
3 из 4
3 из 4
