Первомай

— Чтоб тебя съели.

— Плохо говоришь, — качнул головой Валеев.

— Да ну вас! — Кустинский заполз под стол — только ноги торчать остались.

Дядя Саша, подмигнув Витьке, исчез в проеме.

В разбитое окно задувал ветерок. Запахи разогретой земли и нарождающейся зелени щекотали ноздри. Если зажмуриться, можно было представить себя в прошлом, в пятом классе пятой городской школы — и никаких мертвецов, ничего… Витька вздохнул и снова взялся за карабин.

Опа! Мертвецов прибавилось. Тот, что стоял у стены горисполкома, сошел со ступенек. Еще трое стояли на дальнем краю площади. Головы у всех были подняты к ретранслятору, прикрепленному на столбе у самой трибуны.

— И вновь продолжается бой!

Одна мертвая была совсем голая. И молодая. Маленькие груди стояли торчком, пятнышки сосков казались черными, внизу, между ног… Витька сглотнул и отвернулся, чувствуя напряжение в паху.

Они ж, наверное, гнить должны, поскакали мысли, а не гниют. Кожа только серая, а так вообще… — Что там? — спросил Валеев.

— Собираются.

— Надо же.

— В бобине записи — на пятьдесят две минуты, — сказал из-под стола Кустинский.

— Эти ваши соберутся, а оно — все.

Он рассмеялся.

Где-то внизу скрипнула дверь.

Витька, вздрогнув, подумал, что лучше бы им оставаться в Андеге. Года три еще протянули бы на запасах рыболовецкого колхоза. И мертвецы там уже постреляны.

Правда, ни муки, ни соли. Ни патронов.

— Пятьдесят две мину-уты! — пропел Кустинский.

— Дядя Андрей, хватит, — сказал Витька.

— Нас всех съедя-ят!

Придурок, подумал Витька. А еще коммунист.

Мертвых на площади становилось все больше. Пошатываясь, они шли по улице, обтекали «пазик», с той стороны, с этой, от речного порта, с Качгорта, с новых домов. Почти все — в летней одежде, в рубашках, куртках, брюках, юбках, в легкой обуви.

Пошипев, радио разродилось новой песней.

— Утро красит нежным светом… На секунду Витьке показалось — действительно демонстрация. Первомай. Только без шаров и транспорантов.

— … стены древнего кремля… Мертвецы толпились у трибуны, строились, сбивались тесней. Витька намечал цели — сверху макушки были как на ладони.

— Просыпается с рассветом вся советская земля!

— Паскудство! — раздалось от дверей.

Дядя Саша, появившись, провел ладонями по косяку. На дереве остались бурые полосы. Запах гнили шибанул в нос.

— Бли-ин, — Витька закрылся рукавом.

— Извините, — дядя Саша отер руки о штаны, — вляпался внизу в какую-то гадость.

— Воняет мал-мала, — сморщился Валеев.

— А мы все равно отсюда уходим, — дядя Саша потянулся за лампой.

— Дурная идея была с радио. Дальние все равно не стекутся. Ни с хлебозавода, ни с аэропорта.

— И стрелять не будем? — удивился Витька.

— А смысл? — дядя Саша уложил лампу в рюкзак.

— Вот если б взорвать… — он помолчал.

— Сейчас по ближним домам пройдемся. Соль, спички, посуда. Что найдем, в общем. Пока эти слушают.

— А я говорил, — высунулся Кустинский.

— Да что ты говорил! — поморщился дядя Саша, наглухо застегивая ворот брезентухи.

— Ты вон вешаться хотел. Мы сейчас уйдем, так пожалуйста.

— У каждого есть секунда слабости.

Кустинский вылез из-под стола и в комнатке сразу сделалось тесно.

— Витька, — сказал дядя Саша, — глянь-ка еще, как там?

Автомат в его руках клацнул затвором.

Витька вытащил из дыры в окне карабин, чуть прибрал занавеску в складки.

— Ух ты!

Площадь была полна.

Даже не верилось, что столько мертвецов могут собраться так быстро. Всего-то четыре песни отзвучало. Или пять?

— Андрей, выйди уже, — дядя Саша толкнул несостоявшегося самоубийцу к дверям.

— Эй-эй! — заволновался Кустинский.

— Там вообще-то темно.

— Выйди. Как сельди в бочке же.

— А мертвецы?

— Товарищ Выя, — обернулся к ненцу дядя Саша, — сопроводите товарища в коридор.

Валеев легко поднялся, переломил ружье, проверяя патроны:

— Пойдем, Кустинский.

— Ты первый.

— Страшно мал-мала?

Друг за другом они покинули комнатку. Валеев улыбался. Кустинский тяжело дышал.

— У лестницы там встаньте, — сказал дядя Саша.

Он приблизился к Витьке.

— Кипучая, могучая… — долетело с площади.

— Никем не победимая… — Да-а… — несколько долгих секунд дядя Саша, не отрываясь, смотрел на мертвецов.

— Почти как живые, да, Витька?

— Их много.

Дядя Саша покивал.

— Все-таки память. Я, честно, и не верил до конца, что такое возможно.

Его лицо было близко.