В деревне Витьку иначе, как шебутной да непутевый, не называли. Говорили еще в сердцах, мол, горбатого могила исправит. А мать жалели: «Уродилось же чадушко!»…
Добавить в моё избранное
5 мин, 3 сек 14335
Думали, остепенится со временем. Да куда там! Из армии вернулся, совсем сельчанам житья не стало — буянит да дерется. Выпьет — беда: сшибленных изгородей, синяков, носов разбитых не счесть. Силы, хоть отбавляй, только дури и того больше. На танцы заявится — все девчата, как от черта, шарахаются. Парни тоже — сторонкой, сторонкой — к выходу. А кому охота под горячую руку попасть? Даже участковый, даром, что грозился упечь подальше, не связывался. Во-первых, свяжись с таким, попробуй! К власти у хулигана никакого почтения, еще зашибет ненароком. Вон он в прошлом году агронома через забор швырнул. А тот, между прочим, за сеструхой его с самыми серьезными намерениями приударил, и даже заявлять на обидчика не стал. А во-вторых, Витек, как проспится, сам идет заборы на место ставить, еще и повинится, мол, не взыщи народ честной, пошумел я вчера малость.
Деревенские — народ отходчивый, прощали. Только добром бы все равно не окончилось. Да, случай один вышел… Закинули в Витькино село «трудовой десант». Было такое время — отправляли студентов в сентябре на «картошку». Привезут бедолаг в колхоз, распихают по наскоро сколоченным баракам. И условий никаких: удобства во дворе, ледяная вода — в колодце. Куда ни глянь — поля, поля. Романтика! Молодежь — народ неприхотливый. Рады: никаких учебников, воздух свежий, сельские дискотеки для экстремалов. Правда, ребята — восемь хлипких пареньков на весь поток, в местном клубе появиться не решались. Сельской-то шпане самое милое занятие — городским накостылять. Девчонки — другое дело: обжились за неделю, знакомства завели, на танцы вечером бегали. Все, кроме Тамарки. Ее дело — библиотеки, прогулки в одиночестве, книжки. Вот и сейчас учебник по химии подцепила и в луга, на волю — гулять, размышлять о светлом грядущем советской медицины. И так загулялась — стемнело совсем. Дождь посыпал, мелкий, противный. Осень ведь. Пора, пора назад. А то не по себе что-то — вон сердечко хлыщется. Совсем рядом ветка хрустнула. Ойкнула девчонка и пулей напрямки, дороги не разбирая — через репьи да бурьян. К двери входной уж подлетела, когда окликнули ее. Обернулась — Мишка, однокурсник. «Сделай, — говорит, — Тома, доброе дело. С Ленкой (тоже однокурсницей) поссорился, она в клуб улизнула. Если туда заявлюсь, даже смотреть на меня не станет, гордая. А поговорить бы надо. Без свидетелей. Нравится она мне. Будь другом, сходи, вызови ее. Пожалуйста!».
Пожала Томка плечами, посомневалась. Переодеваться — лень, а в галошах с комьями грязи в дом культуры, пусть даже и в районный, неловко как-то. Да и кофта вон вся в репьях. Но Мишка глядел так жалобно, пришлось пойти… Потопталась на крыльце нерешительно. А, будь, что будет! Вошла. Здание огромное, холл (на местном «диалекте» — предбанник) приличный, светлый, дальше танцплощадка, а там полумрак и народу — яблоку не упасть. И как тут нужного человека отыскать? Походила немного, потолкалась. Деревенские сильфиды такими взглядами «конкурентку» окидывали — жутко становилось. А галоши и дурацкий учебник в руках — (чего Мишке не отдала?) — уверенности в себе не добавляли. Было, к выходу направилась, да остановилась: снаружи доносился сочный, забористый мат, что-то падало — явно не дружеская беседа велась. Еще чего не хватало — на драку налететь! Проскочить бы потихоньку, незаметно. Только незаметно не получилось — в следующую секунду в дверном проеме вырос здоровенный бугай: кулачищи в крови, под глазом — радужный синяк.
— Ты чего здесь? — рявкнул здоровяк, еще и осклабился, да недобро так.
Можно было не сомневаться — слова ей предназначались. Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Что не убегаешь-то, мелочь очкастая? Не боишься что ли? Витька не боишься?!
Прозвища вроде «мелочь», «пигалица», вообще любые намеки на невысокий (всего полтора метра) Тамаркин рост и наличие очков выбивали девчонку из состояния равновесия. Уязвленное самолюбие внезапно обрело самостоятельный голос и ответило за хозяйку равнодушно так:
— А чего тебя, алкоголика, бояться-то?
Хам такой вопиющей наглости явно не ожидал. Ухватил «мелочь очкастую» за руку, к себе потянул. А та, почти теряя сознание от сивушного облака, шмякнула хулигана с размаху единственным имеющимся оружием — учебником. И, кажется, по лбу. Медвежья хватка чуть ослабла, а победительница, оттолкнув «неприятеля», рванула с поля битвы. На безопасном расстоянии, не выдержала, оглянулась. Нахал о погоне, судя по всему, не помышлял. В гордом одиночестве по-прежнему стоял в дверях ярко освещенного дома культуры и беспокойно озирался назад. Вид у него был совсем растерянный. Крепко, видать, химия приложила… К отправке студенческого автобуса Витек явился трезвый, без синяка, с цветами. И неважно, что надраны с клумбы у сельсовета. От души ведь… А про тот вечер сам Виктор рассказывал. Как хлопнула его девчонка книжкой-то, такой звон у него в ушах начался, словно колокола загудели. И два голоса прямо за его спиной, то ли к нему обращались, то ли между собой говорили.
Деревенские — народ отходчивый, прощали. Только добром бы все равно не окончилось. Да, случай один вышел… Закинули в Витькино село «трудовой десант». Было такое время — отправляли студентов в сентябре на «картошку». Привезут бедолаг в колхоз, распихают по наскоро сколоченным баракам. И условий никаких: удобства во дворе, ледяная вода — в колодце. Куда ни глянь — поля, поля. Романтика! Молодежь — народ неприхотливый. Рады: никаких учебников, воздух свежий, сельские дискотеки для экстремалов. Правда, ребята — восемь хлипких пареньков на весь поток, в местном клубе появиться не решались. Сельской-то шпане самое милое занятие — городским накостылять. Девчонки — другое дело: обжились за неделю, знакомства завели, на танцы вечером бегали. Все, кроме Тамарки. Ее дело — библиотеки, прогулки в одиночестве, книжки. Вот и сейчас учебник по химии подцепила и в луга, на волю — гулять, размышлять о светлом грядущем советской медицины. И так загулялась — стемнело совсем. Дождь посыпал, мелкий, противный. Осень ведь. Пора, пора назад. А то не по себе что-то — вон сердечко хлыщется. Совсем рядом ветка хрустнула. Ойкнула девчонка и пулей напрямки, дороги не разбирая — через репьи да бурьян. К двери входной уж подлетела, когда окликнули ее. Обернулась — Мишка, однокурсник. «Сделай, — говорит, — Тома, доброе дело. С Ленкой (тоже однокурсницей) поссорился, она в клуб улизнула. Если туда заявлюсь, даже смотреть на меня не станет, гордая. А поговорить бы надо. Без свидетелей. Нравится она мне. Будь другом, сходи, вызови ее. Пожалуйста!».
Пожала Томка плечами, посомневалась. Переодеваться — лень, а в галошах с комьями грязи в дом культуры, пусть даже и в районный, неловко как-то. Да и кофта вон вся в репьях. Но Мишка глядел так жалобно, пришлось пойти… Потопталась на крыльце нерешительно. А, будь, что будет! Вошла. Здание огромное, холл (на местном «диалекте» — предбанник) приличный, светлый, дальше танцплощадка, а там полумрак и народу — яблоку не упасть. И как тут нужного человека отыскать? Походила немного, потолкалась. Деревенские сильфиды такими взглядами «конкурентку» окидывали — жутко становилось. А галоши и дурацкий учебник в руках — (чего Мишке не отдала?) — уверенности в себе не добавляли. Было, к выходу направилась, да остановилась: снаружи доносился сочный, забористый мат, что-то падало — явно не дружеская беседа велась. Еще чего не хватало — на драку налететь! Проскочить бы потихоньку, незаметно. Только незаметно не получилось — в следующую секунду в дверном проеме вырос здоровенный бугай: кулачищи в крови, под глазом — радужный синяк.
— Ты чего здесь? — рявкнул здоровяк, еще и осклабился, да недобро так.
Можно было не сомневаться — слова ей предназначались. Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Что не убегаешь-то, мелочь очкастая? Не боишься что ли? Витька не боишься?!
Прозвища вроде «мелочь», «пигалица», вообще любые намеки на невысокий (всего полтора метра) Тамаркин рост и наличие очков выбивали девчонку из состояния равновесия. Уязвленное самолюбие внезапно обрело самостоятельный голос и ответило за хозяйку равнодушно так:
— А чего тебя, алкоголика, бояться-то?
Хам такой вопиющей наглости явно не ожидал. Ухватил «мелочь очкастую» за руку, к себе потянул. А та, почти теряя сознание от сивушного облака, шмякнула хулигана с размаху единственным имеющимся оружием — учебником. И, кажется, по лбу. Медвежья хватка чуть ослабла, а победительница, оттолкнув «неприятеля», рванула с поля битвы. На безопасном расстоянии, не выдержала, оглянулась. Нахал о погоне, судя по всему, не помышлял. В гордом одиночестве по-прежнему стоял в дверях ярко освещенного дома культуры и беспокойно озирался назад. Вид у него был совсем растерянный. Крепко, видать, химия приложила… К отправке студенческого автобуса Витек явился трезвый, без синяка, с цветами. И неважно, что надраны с клумбы у сельсовета. От души ведь… А про тот вечер сам Виктор рассказывал. Как хлопнула его девчонка книжкой-то, такой звон у него в ушах начался, словно колокола загудели. И два голоса прямо за его спиной, то ли к нему обращались, то ли между собой говорили.
