Тени катакомб

Вот это, сказал Тельман, и есть то, о чем он толковал — вход в систему туннелей, которыми буквально изрыт холм. Еще я заметил, что колодец не замурован и лишь накрыт тяжелой деревянной крышкой. Подумав о том, куда этот ход может вести, если невероятные намеки Тельмана имеют под собой хоть какое-нибудь основание, я поежился и последовал за художником вверх. Через узенькую дверь мы попали в большую комнату с дощатыми полами, обставленную как мастерская. Необходимый для работы свет здесь давала газовая лампа. Незавершенные картины, стоявшие на подрамниках или просто прислоненные к стене, были такими же устрашающими, как и законченные работы наверху. Будущие композиции были тщательно размечены, а карандашные наброски показывали, с какой аккуратностью Тельман работал над правильной перспективой и пропорциями. Мое внимание привлек большой фотоаппарат на столе, и Тельман пояснил, что снимает им пейзажи для фона, чтобы потом писать с фотографии у себя в мастерской, а не таскаться с мольбертом по всему городу ради того или иного вида. Меня будоражили тошнотворные наброски чудовищ, смотревших со всех сторон, но когда Тельман снял покрывало с огромного полотна, стоявшего в стороне от света, я громко вскрикнул — второй раз за вечер. Мой вопль отдался многократным эхом под темными сводами этого мрачного, пропахшего газом подвала… Усилием воли мне пришлось загнать обратно рвавшийся наружу эмоциональный поток, который грозил вылиться в истерический смех.

Боже милостивый, Периот! Это было колоссальное чудище с горящими алыми глазами, которое держало в когтистых лапах нечто, что прежде было человеком, и грызло ему голову, как ребенок грызет шоколадку. Оно лежало, припав к земле, и зрителю сразу начинало казаться, что оно готово бросить свою добычу и броситься за более сочной поживой. Но, к дьяволу! Даже не этот зловещий сюжет делал картину источником панического ужаса. Нет, не сюжет, не собачья морда с торчащими ушами, не налитые кровью глаза, не плоский нос, не слюнявые губы. И не острые когти, не разлагающееся тело с распухшими конечностями — нет, хотя и это способно было бы довести впечатлительного человека до сумасшествия. Это была его манера, Периот, — дьявольская, безжалостная, противоестественная техника, которой он владел! Монстр действительно жил там — он жрал и грыз, и смотрел на тебя. И тогда я понял, что только полный отказ от подчинения законам Природы мог дать человеку возможность написать такую тварь без натуры, который продал душу дьяволу за то, чтобы хоть одним глазком заглянуть в потусторонний мир. К чистому куску холста был пришпилен листок, свернувшийся в трубку, и я сразу подумал, что это фотография, с которой Тельман собирается писать пейзажный фон, такой же странный, как и сюжет.

Я уже протянул руку, чтобы разгладить его, но вдруг Тельман вздрогнул, как от удара. После того, как я издал безумный вопль, он стал вслушиваться в эхо, раздавшееся в сумраке подвала. Теперь уже он сам казался напуганным, хотя его страх никак нельзя было сравнить с моим, в нем было больше физиологического, нежели духовного. Он достал револьвер и знаком показал мне молчать, потом вышел в подвал и закрыл за собой дверь. На долю секунды мне показалось, что меня парализовало. Мне почудился шум какого-то движения, за ним последовали несколько глухих ударов, непонятно откуда исходящих. Потом раздался стук, от которого у меня мурашки побежали по коже. Звук был такой, словно дерево падало, стуча о камни, — да, дерево о камни — и что, по-твоему, я должен был думать? Звук раздался еще раз громче. Я почувствовал, как задрожал пол, словно дерево рухнуло где-то еще ближе. А потом раздался резкий скрежещущий звук, Тельман прокричал что-то неразборчиво. И вдруг оглушительные выстрелы сотрясли воздух. Так стреляют укротители диких зверей ради эффекта. И опять скрип, а затем глухой стук. Потом опять удар дерева о камень, пауза, и затем дверь открылась… Я вздрогнул. В дверях появился Тельман с дымящимся револьвером, проклиная крыс. Одному Богу известно, что они едят, Тербер, — с ухмылкой произнес он.

— Эти старинные ходы ведут к кладбищам, ведьминым притонам и береговой линии. Они рвались наружу со страшной силой. Наверное, жратва кончилась. Наверное, твори вопли их возбудили. Ты бы был поосторожней в этих местах. Грызунов можно отнести к недостаткам жизни в подземелье, хотя иногда, я думаю, что их стоит терпеть ради колорита. И вот, Периот, на этом приключения той ночи окончились. Тельман пообещал мне показать свою мастерскую, и, во имя всевышнего, он-таки этот сделал. Потом он вывел меня в сплетение улиц совершенно в другом месте, как я понял, потому что очнулся уже среди фонарей полузнакомой улицы у старых доходных домов. Оказалось, что это Чартер-стрит, но я был слишком возбужден, чтобы заметить, в каком месте мы на нее вышли. На поезд мы опоздали. Пришлось идти в центр пешком. Мы пересекли Тремонт и попали в Бикон. Тельман простился со мной на углу Джоя, откуда я пошел один.