Песок за окном, будь он немного белее, вполне сошел бы за снег. В тесной от товаров лавке кружились сладкие ароматы восточных пряностей, кофе и конфет. Продавец стоял в углу у входа и был похож на Будду в арабском исполнении: ушастая голова без шеи крепилась к огромному телу; узкие плечи, тяжелые бока и живот, проступавший широкой увесистой складкой под темно-серым балахоном. Шамкая своими огромными губами, будто что-то перекатывая во рту, он внимательно следил за туристами…
Добавить в моё избранное
17 мин, 4 сек 10338
Сколько Эдик ни всматривался в светящийся через дорогу магазин, никак не мог увидеть эту рыхлую котлету в темно-сером балахоне. Свет горит, продавца нет. Подобрался ближе, осторожно, стараясь быть незаметным, заглянул в окно — безлюдно, как в еврейской булочной на Пасху; он тихонько толкнул дверь и проник внутрь. Кондитерские ароматы, словно шелковые ткани, погрузили его тело в нежное облако гастрономического волшебства. Желудок напомнил Эдику, что тот не ужинал, в животе снова предательски заурчало, он испугался и присел рядом с большим пузатым ведром. Затих и стал прислушиваться. Внутри ведра что-то булькнуло, гулко и липко. Он поднес к ведру ухо и вздрогнул. От неожиданности повалился на пол и побледнел. Кто-то или что-то внутри ведра произнесло: «Хелп» — помогите.
У Эдика затряслись коленки и похолодела спина, вдоль позвоночника прошлись мурашки, от страха или от голода закружилась голова, черные дымные кольца поплыли перед глазами.
Немного придя в себя, Эдик снова приблизился к ведру, подполз на четвереньках, отодвинул липкую крышку и едва не задохнулся от ужаса — кусок халвы в ведре напоминал лицо, и глаза его буравили Эдика жутким, до безумия осмысленным взглядом. Зрачки чернели под слоем желтоватого масла, губы шевелились и дрожали, мучительно выталкивая на поверхность неуклюжие пузыри; кусок халвы с лицом покачивался в масле, кренясь в разные стороны, то погружаясь, то всплывая губами к самой поверхности. Эдик очумело смотрел на него, пытаясь разглядеть черты своей Ани и надеясь не найти их. «Селлар» — умоляюще произнесли губы, и лицо снова погрузилось в масло.
Эдик накрыл ведро крышкой и сел. К рукам прилип песок с кафельного пола, он отряхнул, посмотрел по сторонам. Английское слово «селлар» означало подвал. Стоило Эдику поверить в невозможное и принять нереальность происходящего, как мысли его неожиданно выстроились в стройную шеренгу и бодренько рассчитались на первый-второй. Аню похитили. Она в подвале. Её нужно спасти.
Сидя на полу, он принялся осматривать плитку в поисках лазейки: в его представлении это могла быть секретная ручка вровень с поверхностью, как в русских деревенских домах. За кассой, где обычно бугрился Омар, раздалось неприятное чавканье, Эдик вздрогнул, прижался к полу и в щель между конфетными ящиками, сложенными вокруг центрального квадратного столба, увидел, как над кассой поднимается, словно куча пепла, огромный хозяин лавки. Он будто собирался из размазанной по полу лужи, заполняя складки своего безразмерного балахона. Эдик отполз в угол и почувствовал прохладный ветерок, задувавший ему под расхристанную футболку, совсем легкий, но его потная спина, чувствительная к движениям и температуре воздуха, подсказала, что он находится совсем недалеко от подвала. Он опустил глаза и разглядел на полу крохотный крючок, отполз в сторону и потянул. Шаги за спиной цокали по плитке подковой и становились все ближе, Эдик нырнул в подземелье, придерживая люк, чтобы тот не ударил по макушке, и случайно нащупал шершавый засов, который сразу же и сдвинул. Стоило крышке опуститься, он тут же увяз в темноте. Сделал робкий шаг, поскользнулся и полетел вниз по неровным пологим ступеням, как с горочки, задевая локтями и ладонями что-то мягкое и скользкое, похожее на глину. Там, куда он попал, горел свет, а позади него, откуда-то сверху, разбиваясь о запертый люк, громыхали свирепые проклятия. Затем послышались пронзительный скрежет и удары, сдавленные и тусклые, процеженные сквозь непобедимое вековое дерево толстого потолка.
В подвале мерцали свечи и было сыро, от неровных глиняных стен пахло прокисшими водорослями. Эдик встал и двинулся дальше, рассеянно вытер руки о шорты, пошел на зов бледно-желтого света и томные стоны, струившиеся по нему печальными волокнами.
За изгибом прохода оказалась пещера с низкими нависающими сводами и торчащими из рыжих стен косматыми серыми камнями, по которым что-то ползало, прячась в дрожащих тенях. Словно стараясь быть невидимым, Эдик дышал коротко и часто, глаза его привыкли к тусклому свету и уже начинали различать ужасающие подробности, которыми был насыщен внутренний мир этой сырой пещеры: у стен блестели клетки, заляпанные сгустками грязи прутья мерцали в свете нескольких мутных ламп, закрепленных в неровностях сверху, они висели, точно в воздухе, как в какой-нибудь просторной арабской мечети. Что-то шевелилось в клетках, раскатисто звеня тяжелыми цепями. Эдик приблизился к одной и разглядел отвратительное коричневое существо, размером с большого человека. Такие огромные и неестественно раздутые формы напомнили ему статую богини плодородия из музея на Мальте. Разжиревшая до беспомощности женщина, с огромной отвисшей грудью и необъятным животом, с раздутыми мясистыми ляжками и руками до того жирными, что их невозможно вообразить согнутыми. Разглядывая «богиню», Эдик с ужасом заметил, что у неё не хватает одной груди, предплечья от правого локтя и голени на левой ноге.
У Эдика затряслись коленки и похолодела спина, вдоль позвоночника прошлись мурашки, от страха или от голода закружилась голова, черные дымные кольца поплыли перед глазами.
Немного придя в себя, Эдик снова приблизился к ведру, подполз на четвереньках, отодвинул липкую крышку и едва не задохнулся от ужаса — кусок халвы в ведре напоминал лицо, и глаза его буравили Эдика жутким, до безумия осмысленным взглядом. Зрачки чернели под слоем желтоватого масла, губы шевелились и дрожали, мучительно выталкивая на поверхность неуклюжие пузыри; кусок халвы с лицом покачивался в масле, кренясь в разные стороны, то погружаясь, то всплывая губами к самой поверхности. Эдик очумело смотрел на него, пытаясь разглядеть черты своей Ани и надеясь не найти их. «Селлар» — умоляюще произнесли губы, и лицо снова погрузилось в масло.
Эдик накрыл ведро крышкой и сел. К рукам прилип песок с кафельного пола, он отряхнул, посмотрел по сторонам. Английское слово «селлар» означало подвал. Стоило Эдику поверить в невозможное и принять нереальность происходящего, как мысли его неожиданно выстроились в стройную шеренгу и бодренько рассчитались на первый-второй. Аню похитили. Она в подвале. Её нужно спасти.
Сидя на полу, он принялся осматривать плитку в поисках лазейки: в его представлении это могла быть секретная ручка вровень с поверхностью, как в русских деревенских домах. За кассой, где обычно бугрился Омар, раздалось неприятное чавканье, Эдик вздрогнул, прижался к полу и в щель между конфетными ящиками, сложенными вокруг центрального квадратного столба, увидел, как над кассой поднимается, словно куча пепла, огромный хозяин лавки. Он будто собирался из размазанной по полу лужи, заполняя складки своего безразмерного балахона. Эдик отполз в угол и почувствовал прохладный ветерок, задувавший ему под расхристанную футболку, совсем легкий, но его потная спина, чувствительная к движениям и температуре воздуха, подсказала, что он находится совсем недалеко от подвала. Он опустил глаза и разглядел на полу крохотный крючок, отполз в сторону и потянул. Шаги за спиной цокали по плитке подковой и становились все ближе, Эдик нырнул в подземелье, придерживая люк, чтобы тот не ударил по макушке, и случайно нащупал шершавый засов, который сразу же и сдвинул. Стоило крышке опуститься, он тут же увяз в темноте. Сделал робкий шаг, поскользнулся и полетел вниз по неровным пологим ступеням, как с горочки, задевая локтями и ладонями что-то мягкое и скользкое, похожее на глину. Там, куда он попал, горел свет, а позади него, откуда-то сверху, разбиваясь о запертый люк, громыхали свирепые проклятия. Затем послышались пронзительный скрежет и удары, сдавленные и тусклые, процеженные сквозь непобедимое вековое дерево толстого потолка.
В подвале мерцали свечи и было сыро, от неровных глиняных стен пахло прокисшими водорослями. Эдик встал и двинулся дальше, рассеянно вытер руки о шорты, пошел на зов бледно-желтого света и томные стоны, струившиеся по нему печальными волокнами.
За изгибом прохода оказалась пещера с низкими нависающими сводами и торчащими из рыжих стен косматыми серыми камнями, по которым что-то ползало, прячась в дрожащих тенях. Словно стараясь быть невидимым, Эдик дышал коротко и часто, глаза его привыкли к тусклому свету и уже начинали различать ужасающие подробности, которыми был насыщен внутренний мир этой сырой пещеры: у стен блестели клетки, заляпанные сгустками грязи прутья мерцали в свете нескольких мутных ламп, закрепленных в неровностях сверху, они висели, точно в воздухе, как в какой-нибудь просторной арабской мечети. Что-то шевелилось в клетках, раскатисто звеня тяжелыми цепями. Эдик приблизился к одной и разглядел отвратительное коричневое существо, размером с большого человека. Такие огромные и неестественно раздутые формы напомнили ему статую богини плодородия из музея на Мальте. Разжиревшая до беспомощности женщина, с огромной отвисшей грудью и необъятным животом, с раздутыми мясистыми ляжками и руками до того жирными, что их невозможно вообразить согнутыми. Разглядывая «богиню», Эдик с ужасом заметил, что у неё не хватает одной груди, предплечья от правого локтя и голени на левой ноге.
