Песок за окном, будь он немного белее, вполне сошел бы за снег. В тесной от товаров лавке кружились сладкие ароматы восточных пряностей, кофе и конфет. Продавец стоял в углу у входа и был похож на Будду в арабском исполнении: ушастая голова без шеи крепилась к огромному телу; узкие плечи, тяжелые бока и живот, проступавший широкой увесистой складкой под темно-серым балахоном. Шамкая своими огромными губами, будто что-то перекатывая во рту, он внимательно следил за туристами…
Добавить в моё избранное
17 мин, 4 сек 10340
Её тело напоминало откопанную на одном из белоснежных греческих островов мраморную статую античной толстушки с отколотыми конечностями. Но при виде этой женщины кровь стыла в жилах: покалеченная «богиня» шевелилась. Она сидела на полу, спиной к стене, обнаженная, и жёлтая жирная слизь покрывала её бурую кожу, чешуйчатую на огромных выпирающих складках. Она напомнила Эдику что-то, но вот что? Его разум пульсировал и бурлил, отрыгивая рагу из страха, любопытства, отвращения, злости, стыда, желания спрятаться или убежать, или наоборот — броситься в драку и спасти Аню.
В соседней клетке содержалось похожее существо, только целое и не такое раздутое, его кожа была бледнее, и тело отливало фисташковой зеленью. За ней следовала клетка с ещё одной, менее разросшейся «богиней», у её ног стояла миска с горой сморщенных фиолетовых фиников, политых золотистым медом и посыпанных сахарной пудрой. Эта женщина хоть и была тоже чрезмерно толстой, все же меньше двух предыдущих походила на чудовище. Она лежала на спине, огромные вытянутые груди её свисали в подмышках, касаясь сосками пола, а ноги были расставлены так, что перед глазами Эдика выставлялось во всех подробностях её гигантское слипшееся лоно. Эдик помотал головой и отвернулся. Из глубины прохода послышались удары, Омар штурмовал запертый люк. Эдик вдруг задрожал, коленки подломились, и его тело предательски качнулось в сторону стены, искрящейся колючими многоножками. Он коснулся её рукой и услышал голос своей Ани: срываясь на визг, она кричала его имя. Эдик встрепенулся и рванул сквозь липкий морок на её призыв, зацепился ногой за какие-то тряпки, упал, снова поднялся и через мгновение был уже рядом с её клеткой. Аня была прикована за лодыжку к одному из толстых заляпанных прутьев. В сравнении с тушами, которые Эдик только что видел, её обнаженное тело выглядело таким стройным и соблазнительным, что Эдик застыл, контуженный, разглядывая её, безвольно затаив дыхание и возбуждаясь. Голова его снова закружилась, желудок свело от голода, перед глазами поплыли круги, реальность почудилась сном на пороге пробуждения.
— Эд, блин, ты меня слышишь, ау, — Анин крик кромсал воздух, как волнорез стихию, даже лампы дрогнули. — Мои вещи на полу, ключ напротив, да очнись же ты, Эд!
— А… да… — он бросился к вещам, перекинул их Ане, затем за ключами, звон, скрежет, подбирая нужный в замок, сначала открыл клетку, затем цепь на ноге, и отступил — с выпученными глазами наблюдая, как напрягаются мышцы её бедер и внизу живота, когда она с трудом натягивает на липкое тело свое скомканное чёрное платье, сверху-вниз через голову, стоя на коленях, и как оно топорщится над аккуратным треугольным кустиком её черных волос на лобке, над раздвинутыми для устойчивости ногами. В глазах Эдика потемнело, его качнуло в сторону… Шлеп, шлеп по щекам:
— Да возьми же себя в руки, идиот, тут такое творится… — она дернула его за руку и потянула. — Валим отсюда! Быстро!
Эдик сделал несколько шагов, промямлил что-то и обмяк. Аня вскрикнула. Из глубины пещеры на них надвигалась, затмевая лампы, огромная тень Омара. Эдик прислонился к стене, закатывая глаза и мямля что-то себе под нос. Выход из пещеры заслоняло тучное тело лавочника. Свет упал на его лицо, вычертив тонкие губы, растянутые от уха до уха в нечеловеческой улыбке. Омар открыл рот, и в разверзшейся чёрной яме широченного рта сверкнули битым стеклом его острые треугольные зубы. Его черные руки сошлись на пузе, толстые, как сосиски, пальцы принялись расстегивать на заляпанном балахоне пуговицы. Когда он закончил, его дишдаш сполз на пол, озарив пещеру настоящим телом Омара — его огромный, походивший на толстую складку живот на самом деле был сложенной на груди второй парой рук. Круглая спина Омара разогнулась, и его облик утратил последние жалкие остатки человеческого. Теперь это было чудовище с четырьмя руками и огромной, искрящейся зубами пастью. Обессиленный, Эдик поднял голову на монстра и сполз по стене, теряя сознание. Аня отшатнулась, её ноги запутались, и она упала рядом с клеткой, странно подвывая. Её желание врезать ногой по причиндалам монстра, свисавшим у того под пузом, куда-то испарилось. Аня вжала голову в коленки, втягивая носом аромат своего платья, домашний и знакомый, с памятью о родном доме, бесконечно далеком, который она, скорее всего, никогда больше не увидит. Ей стало саму себя жаль, и она заплакала. Омар подошел к ней, осторожно погладил по голове и прошептал что-то на древнем, растворившемся в ураганах времени, языке Гат.
Эдик очнулся в клетке, совершенно голый, к его ноге тянулась цепь; справа от него, за почерневшей от грязи решеткой, сидела Аня, тоже голая, её глаза сверкали смертельной ненавистью, выжигая в Эдике одну дыру за другой. Перед каждым из них стояло по миске с финиками и медом.
— Жри теперь, — прорычала Аня, — а то опять в обморок упадешь.
В соседней клетке содержалось похожее существо, только целое и не такое раздутое, его кожа была бледнее, и тело отливало фисташковой зеленью. За ней следовала клетка с ещё одной, менее разросшейся «богиней», у её ног стояла миска с горой сморщенных фиолетовых фиников, политых золотистым медом и посыпанных сахарной пудрой. Эта женщина хоть и была тоже чрезмерно толстой, все же меньше двух предыдущих походила на чудовище. Она лежала на спине, огромные вытянутые груди её свисали в подмышках, касаясь сосками пола, а ноги были расставлены так, что перед глазами Эдика выставлялось во всех подробностях её гигантское слипшееся лоно. Эдик помотал головой и отвернулся. Из глубины прохода послышались удары, Омар штурмовал запертый люк. Эдик вдруг задрожал, коленки подломились, и его тело предательски качнулось в сторону стены, искрящейся колючими многоножками. Он коснулся её рукой и услышал голос своей Ани: срываясь на визг, она кричала его имя. Эдик встрепенулся и рванул сквозь липкий морок на её призыв, зацепился ногой за какие-то тряпки, упал, снова поднялся и через мгновение был уже рядом с её клеткой. Аня была прикована за лодыжку к одному из толстых заляпанных прутьев. В сравнении с тушами, которые Эдик только что видел, её обнаженное тело выглядело таким стройным и соблазнительным, что Эдик застыл, контуженный, разглядывая её, безвольно затаив дыхание и возбуждаясь. Голова его снова закружилась, желудок свело от голода, перед глазами поплыли круги, реальность почудилась сном на пороге пробуждения.
— Эд, блин, ты меня слышишь, ау, — Анин крик кромсал воздух, как волнорез стихию, даже лампы дрогнули. — Мои вещи на полу, ключ напротив, да очнись же ты, Эд!
— А… да… — он бросился к вещам, перекинул их Ане, затем за ключами, звон, скрежет, подбирая нужный в замок, сначала открыл клетку, затем цепь на ноге, и отступил — с выпученными глазами наблюдая, как напрягаются мышцы её бедер и внизу живота, когда она с трудом натягивает на липкое тело свое скомканное чёрное платье, сверху-вниз через голову, стоя на коленях, и как оно топорщится над аккуратным треугольным кустиком её черных волос на лобке, над раздвинутыми для устойчивости ногами. В глазах Эдика потемнело, его качнуло в сторону… Шлеп, шлеп по щекам:
— Да возьми же себя в руки, идиот, тут такое творится… — она дернула его за руку и потянула. — Валим отсюда! Быстро!
Эдик сделал несколько шагов, промямлил что-то и обмяк. Аня вскрикнула. Из глубины пещеры на них надвигалась, затмевая лампы, огромная тень Омара. Эдик прислонился к стене, закатывая глаза и мямля что-то себе под нос. Выход из пещеры заслоняло тучное тело лавочника. Свет упал на его лицо, вычертив тонкие губы, растянутые от уха до уха в нечеловеческой улыбке. Омар открыл рот, и в разверзшейся чёрной яме широченного рта сверкнули битым стеклом его острые треугольные зубы. Его черные руки сошлись на пузе, толстые, как сосиски, пальцы принялись расстегивать на заляпанном балахоне пуговицы. Когда он закончил, его дишдаш сполз на пол, озарив пещеру настоящим телом Омара — его огромный, походивший на толстую складку живот на самом деле был сложенной на груди второй парой рук. Круглая спина Омара разогнулась, и его облик утратил последние жалкие остатки человеческого. Теперь это было чудовище с четырьмя руками и огромной, искрящейся зубами пастью. Обессиленный, Эдик поднял голову на монстра и сполз по стене, теряя сознание. Аня отшатнулась, её ноги запутались, и она упала рядом с клеткой, странно подвывая. Её желание врезать ногой по причиндалам монстра, свисавшим у того под пузом, куда-то испарилось. Аня вжала голову в коленки, втягивая носом аромат своего платья, домашний и знакомый, с памятью о родном доме, бесконечно далеком, который она, скорее всего, никогда больше не увидит. Ей стало саму себя жаль, и она заплакала. Омар подошел к ней, осторожно погладил по голове и прошептал что-то на древнем, растворившемся в ураганах времени, языке Гат.
Эдик очнулся в клетке, совершенно голый, к его ноге тянулась цепь; справа от него, за почерневшей от грязи решеткой, сидела Аня, тоже голая, её глаза сверкали смертельной ненавистью, выжигая в Эдике одну дыру за другой. Перед каждым из них стояло по миске с финиками и медом.
— Жри теперь, — прорычала Аня, — а то опять в обморок упадешь.
