Белый танец

Посадка уже заканчивалась, когда она вошла в салон автобуса с двумя совершенно одинаковыми старушками. И она и близняшки были одеты в национальные одежды, как будто собрались на какой-нибудь этнофестиваль.

Вместе с ними ввалилась еще целая толпа народа. Сразу вдруг началась суматоха — все эти люди шумно помогали ей и старушкам-близнецам усесться и уложить вещи, толкались в тесноте и мешали друг другу. В конце концов водитель даже начал сердиться и выгонять провожающих из салона. Кое-как ему удалось навести порядок, последние пассажиры заняли свои места и автобус наконец-то отъехал от автовокзала.

Она прошла мимо, обдав пряным запахом не то трав, не то специй и села на свое место — сразу позади меня.

Мы уже выехали из Барнаула и за окном потянулись поля засаженные пшеницей, подсолнухами или кукурузой на силос, когда я в первый раз оглянулся. Она сидела точно так же — у прохода. Рядом с ней, у окна, сидела одна из старушек, вторая бабушка устроилась напротив нее.

Она смотрела на меня.

Я отвернулся к окну, но горы еще не показались, пейзаж был однообразным и рассматривать его мне быстро надоело. К тому же я просто физически чувствовал, что она на меня смотрит. Я сдерживался сколько мог, но уже минут через десять снова оглянулся. Она действительно смотрела на меня все так же пристально. Потом медленно кивнула.

Я смутился и отвернулся опять. Тогда она легонько тронула меня за локоть холодными тонкими пальцами и тихо сказала:

— Пригласи меня на танец.

Это было очень глупо. Это было какое-то недоразумение. Я не знал — рассмеяться, или сделать вид, что ничего не слышал.

А она снова взяла меня своей ледяной ладошкой за руку и уже не отпускала:

— Давай потанцуем.

Я растерянно повернулся к отцу — он сидел у окна. Отец молча кивнул. Вот этого я совсем не ожидал.

Уж сам не знаю как это вышло и почему, но я встал, протянул ей руку и неуклюже поклонился:

— Потанцуем?

Она взяла мою руку и мы стали танцевать.

Это был странный танец. Не какой-то конкретный — рок-н-ролл там, брейк-данс, или модный тик-тоник. Мы просто двигались в узком проходе между обшарпанными креслами, но в этом движении был свой рисунок. Вела она, а я, как мог, старался подхватить ее шаги и жесты.

Она была очень пластична и танцевала красиво, сначала плавно и как-то даже лениво. Но постепенно темп ее танца начал ускоряться, взмахи рук и повороты тела становились быстрыми и отрывистыми. Динамики в салоне молчали, музыки не было, но мне казалось, что сквозь шум двигателя откуда-то доносятся ритмичные звуки бубна и варгана.

Пассажиры занимались своими делами. Они ели помидоры и бутерброды с копченой колбасой, запивая пивом или минеральной водой. Читали глянцевые журналы, или дешевые газетки, напечатанные на оберточной бумаге. Морща лбы разгадывали сканворды, или лениво глазели в окно. Многие просто спали. На нас никто не обращал внимания.

Только две одинаковые старушки не спускали с нас взглядов. Их темные бесстрастные лица были совершенно неподвижны. Набрякшие веки нависали над глазами оставляя только узкие щелки. Но глаза в этих щелках были живыми и внимательными. Ни на секунду старухи не отвели от нас глаз. И еще отец смотрел на нас. Он смотрел и молчал, так же как и старухи-близнецы.

Мельком, боковым зрением я заметил, что мы проехали Бийск. Дорога все больше стала уходить в гору. Старенький «KIA», давно уже честно отработал весь положенный ему производителем километраж у себя на родине — в Корее и чувствовалось, что подъем дается ветерану нелегко. Натужно кряхтя, старичок все-таки двигался выше и выше по шоссе, как уставшая, но послушная лошадь.

А мы танцевали уже просто неистово. Темп танца стал сумасшедшим, а сам танец — казался диким и первобытным. Тяжелые серебряные серьги в ее ушах раскачивались в такт движениям головы, массивные браслеты черненого серебра скользили в танце по темной коже тонких рук, черные косы разлетались в стороны. Над верхней губой и на висках у нее выступил мелкой росой пот. Скуластое лицо было серьезным, даже сосредоточенным, а черные глаза влажно блестели.

Иногда мы вдруг почти замирали — с минуту медленно двигались обнявшись, хрупкая смуглая девушка, почти подросток, и высокий светловолосый парень. Потом, чуть отдышавшись, начинали этот сумасшедший танец с новой, еще большей силой.

Сначала вдали показалась одинокая гора, вокруг вершины которой скучились облака. Потом по обе стороны Чуйского тракта потянулись пологие зеленые предгорья и автобус стал двигаться как корабль по волнам — то вверх, то вниз. Катунь, справа от тракта уже не была медленной и ленивой, она заметно сузилась и забурлила на перекатах. По берегу реки все чаще стали попадаться турбазы и кемпинги. Очень быстро предгорья сменились настоящими горами, из лесистых склонов уже выступали пестрые серо-коричневые скалы с каменистыми осыпями под ними.