Как я попал сюда? Я здесь уже… Сколько? Не помню. Я пьян? С трудом поднимаю голову. Передо мной — наполовину пустой бокал с зеленоватой жидкостью. Но я… нет, не пьян.
1 мин, 45 сек 609
Оглядываюсь по сторонам. Красные стены, жёлтый пол, зелёное сукно… Похоже на кафе. Какая-то жужжащая тишина. Лишь изредка за стенами раздаётся приглушённый шум — словно работают огромные механические челюсти. Поднимаю голову. В лицо бьёт покойницкий изжелта-зелёный свет трёх ламп. Радужные нимбы вокруг них — словно раны, прожженные в миазмах сгустившейся до физической кондиции тоски.
Тут не грязно, но уныло. Шушукается потасканная парочка в углу. В другом двое пьяниц молчат, опустив головы на руки, вперив куда-то застывшие взгляды. И ещё кто-то тёмный за столиком рядом с парочкой — я вижу его не очень чётко.
Я сплю?
В центре — стол. Это бильярдный стол, затянутый зелёным сукном. Цвета возводят в моих глазах Вавилонскую башню: светло-жёлтая плоскость пола, тёмно-жёлтая плоскость — тень от стола на полу. Зелёная плоскость сукна. Красные плоскости сдвигающихся стен. И — болезненное радужное сияние.
Здесь можно погубить себя, сойти с ума, стать преступником.
Маркёр неподвижно стоит у стола — как основа композиции, последний гвоздь в гробу. Я вижу его в профиль. Отрешённое лицо. Лицо человека, который разуверился во всём. Которому осталось лишь молча стоять у источающего тревогу зелёного поля.
Я поднимаю свои руки и смотрю на них. Пальцы вяло шевелятся. Наверное, не сплю.
Но тогда я должен уйти отсюда!
Я делаю пару шагов к столу. Главное — двигаться! Но ноги шевелятся медленно, словно в вязком болоте.
Маркёр, не глядя, хватает со стола длинный кий и — бьёт меня! Боль — словно белая вспышка в жёлтом безумии.
Кажется, он разбил мне ухо — кровь капает на сукно, расплывается похожим на звёздную туманность зловещим пятном.
Он поворачивается. Плечо белого пиджака обильно залито красным. С ужасом вижу, что у него нет половины уха, и рана обильно кровоточит.
Его губы шевелятся, но я не слышу слов. Он протягивает ко мне руку, в ней — липкий кусок уха. Меня передёргивает.
Но теперь я слышу, что он произносит:
— Вин-сент.
Меня уносит отсюда.
В тесную комнату, из которой я гляжу в красно-жёлто-зелёный ужас ночного кафе. Оно на мольберте.
Да, меня зовут Винсент, и я осуждён на всю вечность.
Я откладываю кисть, беру со стола бритву, открываю её и медленно подношу к уху.
Маркёр на картине равнодушно отворачивается от меня.
Тут не грязно, но уныло. Шушукается потасканная парочка в углу. В другом двое пьяниц молчат, опустив головы на руки, вперив куда-то застывшие взгляды. И ещё кто-то тёмный за столиком рядом с парочкой — я вижу его не очень чётко.
Я сплю?
В центре — стол. Это бильярдный стол, затянутый зелёным сукном. Цвета возводят в моих глазах Вавилонскую башню: светло-жёлтая плоскость пола, тёмно-жёлтая плоскость — тень от стола на полу. Зелёная плоскость сукна. Красные плоскости сдвигающихся стен. И — болезненное радужное сияние.
Здесь можно погубить себя, сойти с ума, стать преступником.
Маркёр неподвижно стоит у стола — как основа композиции, последний гвоздь в гробу. Я вижу его в профиль. Отрешённое лицо. Лицо человека, который разуверился во всём. Которому осталось лишь молча стоять у источающего тревогу зелёного поля.
Я поднимаю свои руки и смотрю на них. Пальцы вяло шевелятся. Наверное, не сплю.
Но тогда я должен уйти отсюда!
Я делаю пару шагов к столу. Главное — двигаться! Но ноги шевелятся медленно, словно в вязком болоте.
Маркёр, не глядя, хватает со стола длинный кий и — бьёт меня! Боль — словно белая вспышка в жёлтом безумии.
Кажется, он разбил мне ухо — кровь капает на сукно, расплывается похожим на звёздную туманность зловещим пятном.
Он поворачивается. Плечо белого пиджака обильно залито красным. С ужасом вижу, что у него нет половины уха, и рана обильно кровоточит.
Его губы шевелятся, но я не слышу слов. Он протягивает ко мне руку, в ней — липкий кусок уха. Меня передёргивает.
Но теперь я слышу, что он произносит:
— Вин-сент.
Меня уносит отсюда.
В тесную комнату, из которой я гляжу в красно-жёлто-зелёный ужас ночного кафе. Оно на мольберте.
Да, меня зовут Винсент, и я осуждён на всю вечность.
Я откладываю кисть, беру со стола бритву, открываю её и медленно подношу к уху.
Маркёр на картине равнодушно отворачивается от меня.