Еще один самый обычный вечер подходил к концу. Он был скучен, однообразен и очень длинен. Я скучал…
Добавить в моё избранное
8 мин, 5 сек 527
Скучал стул на котором я сидел, стол на котором лежали мои ноги, камин на который я смотрел и в котором вяло потрескивал огонь и от которого устало поднимался дым. Скучало все: комната, квартира, город, люди. Даже ночь и та взгрустнула от скуки. И только вечная луна веселым полнолунием в небе лихачески плевала на повседневную чепуху. Зачем ей скучать, если сегодня такая же ночь как вчера, а завтра все будет как сегодня. И даже хуже — завтра будет сегодня. Луна восхищалась размеренной жизнью без сюрпризов и происшествий. Она собственно и ввела такой распорядок на Земле, подкупив старикана Северную Звезду улыбкой своих пухленьких губок. Давно прошли те времена, когда ее легко втягивали в авантюры, тогда еще очень молоденькую, немного ветреную и очень романтическую девушку. Кроме этого она еще и прекрасна как ночь. Но можно ли ей было простить такую жизнь на Земле? Я не задал бы этот вопрос, если бы не знал короткого, верного ответа. Думать о ней было наслаждение, просто смотреть на нее было наслаждение, стоять и любоваться цветком, что еще час назад она держала в руке, можно было бы вечность. И это было бы истинным наслаждением, но еще радостнее было бы убить ее, нет, не убить — уничтожить, уничтожить решительно со всем, что с ней было связано. И мир ничего не потеряет, только ее, а сможет ли он что-то приобрести — надеюсь вопрос ко мне.
Но как это можно сделать, если сегодня будет тоже что и вчера, а ты отчетливо помнишь, что вчера она была жива. Ситуация аховая, хоть руки на себя накладывай — я задумываюсь о перспективе, внезапно она мне кажется лучшим выходом, но вчера ведь ты смог дожить до сегодня. Кажется выхода нет. Передо мной абсолютно безвыходная ситуация. Правда? Правда-правда. Почему бы и нет. Но менять-то что-то надо. И даже очень хочется. А невозможно — повод впасть в прострацию, подцепить уйму фобий, суицидальный синдром, наконец и наложить на себя руки. А потом любоваться тем, как ты остался жив. Понимая, возможно — напрасно. А если у тебя с утра зуб заболел — вот она, вечная зубная боль. Пока мои зубы здоровы, но кому-то ведь не повезло. От этого с ума сойти можно! Наверное, за эти века я и сошел с ума. Раза три наверное, но зато каждый раз излечивался (ну я в этом практически полностью уверен, у кого угодно спросите. А если найдется фраер, что мне не верит, (с нетерпеньем жду этого момента) — то одним фраером меньше). Правда, сейчас я нормален, в чем-то нормален, разве что несколько за гранью нервного срыва. Собственно поэтому и спокоен, могу планировать, взвешенно думать, принимать решения и что сейчас нужнее всего эффективно действовать — великая сила истерика. Через все твои поры за пределы тебя сочиться ненависть и злоба, они стекают с твоего тела и почти все покидают его кроме тех, что стекают по лицу (особенно глазам) и ладоням. От меня разит злобой, ненавистью и ко всему этому примешивается кислый запах истерики. А мне то что раз уже сорвался, то можно действовать как угодно. Успокаивает. Дает некоторую уверенность в себе, а уверенность в себе — это билет в завтрашний день. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
И все это из-за одной девки, что захотела растянуть в вечность лучший день в своей жизни. Ну и что, что богиня, не повод это чтобы такое устраивать и повод для меня — пора действовать. Нельзя давать мне таких хороших поводов.
А может мне просто в тот день не повезло — за эти века я убедился, что встаю я только с левой ноги и с очень мерзким настроением. Я не могу предсказывать будущее, заниматься прорицаниями, но я знаю, что будет и меня здорово веселит будущее — богиня должна умереть из-за того, что некий человек встал с левой ноги и порезался когда брился.
Именно порез подарил мне нынешним утром то раздражение и ненависть, что позволила мне вопить, орать, биться в истерике. Не просто так — в поисках выхода.
Грустно ведь каждое утро резаться патентованной безопасной бритвой. И грусть заполняет собой мир, грусть, разбавленная жирными слоями меланхолии, точнее, приступами меланхолического экстремизма. Здорово, что время твое ничем не ограниченно, — можно думать, а можно втупую пробовать варианты… Хотя и то и другое — бесполезно. А меланхолический экстремизм получает все больший акцент на слове «экстремизм» и я начинаю вопить в пространство и время, пытаясь добиться четкости звуков и формулировок моих проклятий, что верю, Луна не в состоянии не услышать — ей не зажать уши прекрасными руками так, дабы проклятия перестали ее тревожить. Но затем в какой-то безумно далекий день из чреды сегодня, исчезает первое слово и внезапно след за ним растворяется и второе, а я становлюсь деятелен и удивляюсь — столетиями я в пустую изыскивал способы и вот она — идея, идея простая как все гениальное, что меняет лицо мира. Я сам нашел выход. И этот выход были знания. Позабытые и сгинувшие во тьме веков знания. Тень меланхолии хотела появиться в глазах моих, как стало понятно, что Луна обречена, но всю ее я уже растратил в веках и приговор красавице остался никем не оплаканным.
Но как это можно сделать, если сегодня будет тоже что и вчера, а ты отчетливо помнишь, что вчера она была жива. Ситуация аховая, хоть руки на себя накладывай — я задумываюсь о перспективе, внезапно она мне кажется лучшим выходом, но вчера ведь ты смог дожить до сегодня. Кажется выхода нет. Передо мной абсолютно безвыходная ситуация. Правда? Правда-правда. Почему бы и нет. Но менять-то что-то надо. И даже очень хочется. А невозможно — повод впасть в прострацию, подцепить уйму фобий, суицидальный синдром, наконец и наложить на себя руки. А потом любоваться тем, как ты остался жив. Понимая, возможно — напрасно. А если у тебя с утра зуб заболел — вот она, вечная зубная боль. Пока мои зубы здоровы, но кому-то ведь не повезло. От этого с ума сойти можно! Наверное, за эти века я и сошел с ума. Раза три наверное, но зато каждый раз излечивался (ну я в этом практически полностью уверен, у кого угодно спросите. А если найдется фраер, что мне не верит, (с нетерпеньем жду этого момента) — то одним фраером меньше). Правда, сейчас я нормален, в чем-то нормален, разве что несколько за гранью нервного срыва. Собственно поэтому и спокоен, могу планировать, взвешенно думать, принимать решения и что сейчас нужнее всего эффективно действовать — великая сила истерика. Через все твои поры за пределы тебя сочиться ненависть и злоба, они стекают с твоего тела и почти все покидают его кроме тех, что стекают по лицу (особенно глазам) и ладоням. От меня разит злобой, ненавистью и ко всему этому примешивается кислый запах истерики. А мне то что раз уже сорвался, то можно действовать как угодно. Успокаивает. Дает некоторую уверенность в себе, а уверенность в себе — это билет в завтрашний день. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
И все это из-за одной девки, что захотела растянуть в вечность лучший день в своей жизни. Ну и что, что богиня, не повод это чтобы такое устраивать и повод для меня — пора действовать. Нельзя давать мне таких хороших поводов.
А может мне просто в тот день не повезло — за эти века я убедился, что встаю я только с левой ноги и с очень мерзким настроением. Я не могу предсказывать будущее, заниматься прорицаниями, но я знаю, что будет и меня здорово веселит будущее — богиня должна умереть из-за того, что некий человек встал с левой ноги и порезался когда брился.
Именно порез подарил мне нынешним утром то раздражение и ненависть, что позволила мне вопить, орать, биться в истерике. Не просто так — в поисках выхода.
Грустно ведь каждое утро резаться патентованной безопасной бритвой. И грусть заполняет собой мир, грусть, разбавленная жирными слоями меланхолии, точнее, приступами меланхолического экстремизма. Здорово, что время твое ничем не ограниченно, — можно думать, а можно втупую пробовать варианты… Хотя и то и другое — бесполезно. А меланхолический экстремизм получает все больший акцент на слове «экстремизм» и я начинаю вопить в пространство и время, пытаясь добиться четкости звуков и формулировок моих проклятий, что верю, Луна не в состоянии не услышать — ей не зажать уши прекрасными руками так, дабы проклятия перестали ее тревожить. Но затем в какой-то безумно далекий день из чреды сегодня, исчезает первое слово и внезапно след за ним растворяется и второе, а я становлюсь деятелен и удивляюсь — столетиями я в пустую изыскивал способы и вот она — идея, идея простая как все гениальное, что меняет лицо мира. Я сам нашел выход. И этот выход были знания. Позабытые и сгинувшие во тьме веков знания. Тень меланхолии хотела появиться в глазах моих, как стало понятно, что Луна обречена, но всю ее я уже растратил в веках и приговор красавице остался никем не оплаканным.
Страница
1 из 2
1 из 2
