На нескольких пологих холмах, сквозь которые сочилась ленивая речушка, стоял Город, который впрочем, тогда еще никто так не звал. Поселок был мал, сонен, ленив. И вот в Город вошел ОН…
Добавить в моё избранное
8 мин, 49 сек 8821
Жизнь Города изменилась, было с чего — ОН пришел. ОН появился незаметно — ни в воротах, ни на площадях, ни на улицах не нашлось видевших ЕГО, да и присутствие ЕГО осталось не никем отмеченным. Ни в первый день, ни во второй, ни через неделю, ни через год. Но само голубое небо над городом стало другим. На нем истаяло серебро и лазурь и разлился свинец. Произошло это не торопясь, постепенно, медленно и неторопливо. И главное, изменился сам Город, который тогда и стали называть так.
Каждому существо нужно что-то из-за чего он живет. Слава, деньги, власть, страх смерти. ЕМУ требовались человеческие страдания и боль. И люди в Городе стали деятельны духом и сильны волей. У них появилась жажда созидания. Их глаза расцветились мрачным, фанатичным огнем творцов. Они, еще недавно боявшиеся холодного железа, подчинили его себе. Сталь стала слугой людей, более того их рабой. Каменоломни на севере Города, где раньше изредка люди добывали для своих капищ розоватые глыбы мрамора, почитаемые и по поверью бывшими живыми существами, превратились в источники дешевого щебня и строительных блоков. А когда каменоломни истощились на смену розовому и белому мрамору пришел кирпич и бетон. Сначала Город расползся по близлежащим долинам желтым, белым и красным кирпичом, последнего было больше всего и летящие птицы шарахались, наткнувшись на открытую кровоточащую ссадину прямо на шее у Земли. А затем он вознесся вверх желтоватым бетоном, превращаясь в гнойный нарыв и обозримый во всей своей мерзости ни для кого — нечего было делать над ним орлам. А грубая функциональность бетона притягивала к себе взгляды приезжих, привыкших к архитектурным изыскам. Но ни кирпич, ни бетон ничего не значили для жителей Города, ни белый, ни черный жемчуг, ни тусклое золото, ни красноватая медь, ни благородное серебро не привлекали к себе мастеров, их звала к себе сталь. Это был век стали.
У всего есть своя обратная сторона — воздух Города никогда не кружил голову и запах его стал иной, но это сложно было заметить бензиновом чаду мчащих по автостраде машин, в воде было меньше вкуса и ей было тяжело напиться, но куда сильней в воде были следы ржавчины и хлорки. Сны были редки у обитателей Города, но если снам удавалось сбежать от НЕГО и попасть к владельцу, то были они необычайно красочны и реалистичны, как только могут быть реалистичны самые иллюзорные фантазии. Редко забывался такой сон. И он запечатывался владельцем в сталь и бетон и переставал быть иллюзией. Только небо над Городом кричало о ЕГО присутствии. Но небом восторгались. Даже Город звали свинцовой жемчужиной в стальной оправе. Проходили годы и пролетали столетия, что для НЕГО впрочем, практически одно и тоже. Со временем Город разросся, взвился в свинцовое небо железом, бетоном и сталью, жилами его стал асфальт, а кровью бензин и газ. Город не был утончен, зато в нем была мощь и сила. Мало кто мог назвать его изящным, но было что-то притягательное в его первобытной энергии и силе, и это тоже была красота. Его грубая простота звала поэтов и скульпторов, искавших в нем вдохновения. И многие из них покидали Город, уверившись в собственном бессилии и заурядности. Но даже они увозили из Города огонь, что сжигал их сердца и заставлял творить так, что когда забывались имена создателей, люди продолжали пересекать континенты, чтобы только посмотреть на созданные ими шедевры.
А как же ТОТ, кто вызвал к жизни этот город, ТОТ, кто его породил. Наверное, мы в праве назвать ЕГО отцом или матерью города. Может ЕГО любили, может ЕМУ поклонялись, может в его честь строились строгие храмы и памятники. Нет, ЕМУ никто не поклонялся. Никто даже не знал ЕГО имени. А даже если бы и знал — ЕМУ не нужно было поклонение. Да и люди не стали бы строить ни храмов, ни молельные дома в честь ЕГО. Им не нужны были боги — им было чем заняться. У них были дела: они строили дома, прокладывали новые дороги, разрабатывали проекты более современных заводов. Дел было невпроворот. Люди и так едва успевали, куда еще боги — и так времени нет.
В Городе было мало зелени, да и она не была бы здесь уместна. Зачем зелень если жители не успевали оглянуться кругом, загнанные в цейтнот лихорадкой. Если случайные прогулки по еще не вырубленным лесам были тяжким испытанием, а лучшим отдыхом была работа за древней, архаичной наковальней, которая позволяла лучше прочувствовать душу стали. Не все могли позволить домашнюю кузницу — роскошь, но тем, у кого была она, завидовали остальные, но не злобной, иссушающей завистью. Нет. А той что позволяет срыть горы, только для того чтобы у тебя на пальце был откованный тобою перстень, какого нет у соседа. И им было к чему стремиться. Но на это уходили года.
А Город продолжал струиться по земле и горбиться ввысь, тело его росло, топорщась иглами небоскребов. Город стал огромен, стал чудовищно, неописуемо велик, мысль человеческая не охватывала паутины магистральных шоссе, глаза падали в миллионы оконных провалов и не каждый разум выдерживал и выныривал оттуда со зрением, что не преломляло реальность и десятки и сотни окон не становились одним.
Каждому существо нужно что-то из-за чего он живет. Слава, деньги, власть, страх смерти. ЕМУ требовались человеческие страдания и боль. И люди в Городе стали деятельны духом и сильны волей. У них появилась жажда созидания. Их глаза расцветились мрачным, фанатичным огнем творцов. Они, еще недавно боявшиеся холодного железа, подчинили его себе. Сталь стала слугой людей, более того их рабой. Каменоломни на севере Города, где раньше изредка люди добывали для своих капищ розоватые глыбы мрамора, почитаемые и по поверью бывшими живыми существами, превратились в источники дешевого щебня и строительных блоков. А когда каменоломни истощились на смену розовому и белому мрамору пришел кирпич и бетон. Сначала Город расползся по близлежащим долинам желтым, белым и красным кирпичом, последнего было больше всего и летящие птицы шарахались, наткнувшись на открытую кровоточащую ссадину прямо на шее у Земли. А затем он вознесся вверх желтоватым бетоном, превращаясь в гнойный нарыв и обозримый во всей своей мерзости ни для кого — нечего было делать над ним орлам. А грубая функциональность бетона притягивала к себе взгляды приезжих, привыкших к архитектурным изыскам. Но ни кирпич, ни бетон ничего не значили для жителей Города, ни белый, ни черный жемчуг, ни тусклое золото, ни красноватая медь, ни благородное серебро не привлекали к себе мастеров, их звала к себе сталь. Это был век стали.
У всего есть своя обратная сторона — воздух Города никогда не кружил голову и запах его стал иной, но это сложно было заметить бензиновом чаду мчащих по автостраде машин, в воде было меньше вкуса и ей было тяжело напиться, но куда сильней в воде были следы ржавчины и хлорки. Сны были редки у обитателей Города, но если снам удавалось сбежать от НЕГО и попасть к владельцу, то были они необычайно красочны и реалистичны, как только могут быть реалистичны самые иллюзорные фантазии. Редко забывался такой сон. И он запечатывался владельцем в сталь и бетон и переставал быть иллюзией. Только небо над Городом кричало о ЕГО присутствии. Но небом восторгались. Даже Город звали свинцовой жемчужиной в стальной оправе. Проходили годы и пролетали столетия, что для НЕГО впрочем, практически одно и тоже. Со временем Город разросся, взвился в свинцовое небо железом, бетоном и сталью, жилами его стал асфальт, а кровью бензин и газ. Город не был утончен, зато в нем была мощь и сила. Мало кто мог назвать его изящным, но было что-то притягательное в его первобытной энергии и силе, и это тоже была красота. Его грубая простота звала поэтов и скульпторов, искавших в нем вдохновения. И многие из них покидали Город, уверившись в собственном бессилии и заурядности. Но даже они увозили из Города огонь, что сжигал их сердца и заставлял творить так, что когда забывались имена создателей, люди продолжали пересекать континенты, чтобы только посмотреть на созданные ими шедевры.
А как же ТОТ, кто вызвал к жизни этот город, ТОТ, кто его породил. Наверное, мы в праве назвать ЕГО отцом или матерью города. Может ЕГО любили, может ЕМУ поклонялись, может в его честь строились строгие храмы и памятники. Нет, ЕМУ никто не поклонялся. Никто даже не знал ЕГО имени. А даже если бы и знал — ЕМУ не нужно было поклонение. Да и люди не стали бы строить ни храмов, ни молельные дома в честь ЕГО. Им не нужны были боги — им было чем заняться. У них были дела: они строили дома, прокладывали новые дороги, разрабатывали проекты более современных заводов. Дел было невпроворот. Люди и так едва успевали, куда еще боги — и так времени нет.
В Городе было мало зелени, да и она не была бы здесь уместна. Зачем зелень если жители не успевали оглянуться кругом, загнанные в цейтнот лихорадкой. Если случайные прогулки по еще не вырубленным лесам были тяжким испытанием, а лучшим отдыхом была работа за древней, архаичной наковальней, которая позволяла лучше прочувствовать душу стали. Не все могли позволить домашнюю кузницу — роскошь, но тем, у кого была она, завидовали остальные, но не злобной, иссушающей завистью. Нет. А той что позволяет срыть горы, только для того чтобы у тебя на пальце был откованный тобою перстень, какого нет у соседа. И им было к чему стремиться. Но на это уходили года.
А Город продолжал струиться по земле и горбиться ввысь, тело его росло, топорщась иглами небоскребов. Город стал огромен, стал чудовищно, неописуемо велик, мысль человеческая не охватывала паутины магистральных шоссе, глаза падали в миллионы оконных провалов и не каждый разум выдерживал и выныривал оттуда со зрением, что не преломляло реальность и десятки и сотни окон не становились одним.
Страница
1 из 3
1 из 3
