Жена купила необычных цыплят. Я сколотил им в углу деревянный ящик. Желтые пищащие комочки на неверных ножках казались беззащитными, но когда я возвратился с работы домой, птички, воинственно бросались на меня и бились о доски. Ставя ноги подальше от ящика, я сказал супруге, что квартира не куриная ферма. В ответ она улыбалась и сыпала в блюдце просо...
Добавить в моё избранное
2 мин, 21 сек 13802
— Какая порода! Крупные! Пушистые! Прелесть!
Мне же зверюги напомнили напившихся дешевого вина старшеклассников. Какая-то невыявленная угроза исходила от них. Я не выдержал, и вместо того, чтобы смотреть на диване футбол, оделся и вышел на улицу. Захлопывая дверь, успел заметить, как жена поместила в ящик лампу без абажура — верно, для подогрева.
Нужно сказать, что мы снимали в трехкомнатной квартире комнату, похожую на школьный пенал. В двух других жила хозяйка с матерью и кошкой.
Когда я, выкурив несколько сигарет и успокоившись, вернулся, жены не застал. Наверное, ушла в магазин. Лампа не горела — было сумеречно в пенале. В углу в беспорядке валялись доски от ящика. На полу копошились четыре круглолицых ребеночка. Прям ангелочки в кудряшках! Любуясь очаровашками, я не успел опомниться, как ангелочки вскарабкались по ногам моим, будто по стволу дерева. Их неожиданно цепкие, словно присоски, ручки разодрали в кровь кожу. Один сопел в ухо, другой сдавливал шею, третий пальчиками тыкал в глаза. Я попытался смахнуть их, но руки безвольно повисли плетями. Я как бы одеревенел.» Хана!» — мелькнуло в мозгу. Невероятным последним напряжением стряхнул с себя младенцев и выскочил из комнаты, едва успев захлопнуть за собой дверь. Прислушался: в пенале ползало, урчало, попискивало.» Это цыпки в ящике просо просят!» — подумал я, напрочь забыв происшедшее. Хотелось похвастаться перед кем-нибудь редкой породой будущих петушков. Я постучал к соседке — матери.
— Бабуль, взгляни, что за чудо купила моя ненаглядная!
Бабка, родом из деревни, с любопытством прошлепала в пенал. Не прошло и минуты, послышались вскрик, всхлип, стук упавшего тела. Я кинулся в комнату. Бабка валялась возле дивана, по ней, урча и чавкая, ползали заметно подросшие младенцы. Я отдирал их поочередно от старухи, и, с трудом удерживая за мускулистые гибкие спины, отбрасывал к окну. Пацаны блажили, как слепые котята, ползли к бабушке, дрожа от обиды и жажды человечинки. Я оттащил соседку в прихожую и захлопнул дверь перед разъяренными рожами малышек.
Странно, но пока приводил пенсионерку в чувство нашатырем, страхи улетучились, как спиртовые пары. Память отшибло опять. Бабка, оклемавшись, тоже ничего не помнила.
На шум вылезла бабкина дочь.
— Знаем-знаем! Показывай цыпляточек! — на правах хозяйки прошла в комнату. Следом, облизываясь, шмыгнула кошка. Беспокойство овладело мной. Я вспомнил все — сразу и вдруг. Соседку-дочь вынес истерзанную, но живую. И шкурку от кошки.
От картины, увиденной в пенале, сделалось дурно. Я сполз по стенке на паркет, закрыл глаза. Когда открыл, увидел жену. Она нависла надо мной.
— Что у вас? — спросила с тревогой.
— Там… — я махнул рукой в сторону комнаты.
— Посмотрим! — сказала она, и смело шагнула за дверь. Я сидел опустошенный, хотел, но словно паралитик, не в силах был помочь. Из комнаты донеслось тихое радостное урчание. Я приоткрыл дверь и замер. Со стола тускло освещала пенал лампа без абажура. Жена сидела на диване. К ногам ее ластились четыре круглолицых малыша. Они приподнимались на цыпочки, жалобно пищали. Моя благоверная доставала из дамской сумочки кровавые куски мяса и бросала им.
— Цып! Цып! Цып!
Мне же зверюги напомнили напившихся дешевого вина старшеклассников. Какая-то невыявленная угроза исходила от них. Я не выдержал, и вместо того, чтобы смотреть на диване футбол, оделся и вышел на улицу. Захлопывая дверь, успел заметить, как жена поместила в ящик лампу без абажура — верно, для подогрева.
Нужно сказать, что мы снимали в трехкомнатной квартире комнату, похожую на школьный пенал. В двух других жила хозяйка с матерью и кошкой.
Когда я, выкурив несколько сигарет и успокоившись, вернулся, жены не застал. Наверное, ушла в магазин. Лампа не горела — было сумеречно в пенале. В углу в беспорядке валялись доски от ящика. На полу копошились четыре круглолицых ребеночка. Прям ангелочки в кудряшках! Любуясь очаровашками, я не успел опомниться, как ангелочки вскарабкались по ногам моим, будто по стволу дерева. Их неожиданно цепкие, словно присоски, ручки разодрали в кровь кожу. Один сопел в ухо, другой сдавливал шею, третий пальчиками тыкал в глаза. Я попытался смахнуть их, но руки безвольно повисли плетями. Я как бы одеревенел.» Хана!» — мелькнуло в мозгу. Невероятным последним напряжением стряхнул с себя младенцев и выскочил из комнаты, едва успев захлопнуть за собой дверь. Прислушался: в пенале ползало, урчало, попискивало.» Это цыпки в ящике просо просят!» — подумал я, напрочь забыв происшедшее. Хотелось похвастаться перед кем-нибудь редкой породой будущих петушков. Я постучал к соседке — матери.
— Бабуль, взгляни, что за чудо купила моя ненаглядная!
Бабка, родом из деревни, с любопытством прошлепала в пенал. Не прошло и минуты, послышались вскрик, всхлип, стук упавшего тела. Я кинулся в комнату. Бабка валялась возле дивана, по ней, урча и чавкая, ползали заметно подросшие младенцы. Я отдирал их поочередно от старухи, и, с трудом удерживая за мускулистые гибкие спины, отбрасывал к окну. Пацаны блажили, как слепые котята, ползли к бабушке, дрожа от обиды и жажды человечинки. Я оттащил соседку в прихожую и захлопнул дверь перед разъяренными рожами малышек.
Странно, но пока приводил пенсионерку в чувство нашатырем, страхи улетучились, как спиртовые пары. Память отшибло опять. Бабка, оклемавшись, тоже ничего не помнила.
На шум вылезла бабкина дочь.
— Знаем-знаем! Показывай цыпляточек! — на правах хозяйки прошла в комнату. Следом, облизываясь, шмыгнула кошка. Беспокойство овладело мной. Я вспомнил все — сразу и вдруг. Соседку-дочь вынес истерзанную, но живую. И шкурку от кошки.
От картины, увиденной в пенале, сделалось дурно. Я сполз по стенке на паркет, закрыл глаза. Когда открыл, увидел жену. Она нависла надо мной.
— Что у вас? — спросила с тревогой.
— Там… — я махнул рукой в сторону комнаты.
— Посмотрим! — сказала она, и смело шагнула за дверь. Я сидел опустошенный, хотел, но словно паралитик, не в силах был помочь. Из комнаты донеслось тихое радостное урчание. Я приоткрыл дверь и замер. Со стола тускло освещала пенал лампа без абажура. Жена сидела на диване. К ногам ее ластились четыре круглолицых малыша. Они приподнимались на цыпочки, жалобно пищали. Моя благоверная доставала из дамской сумочки кровавые куски мяса и бросала им.
— Цып! Цып! Цып!
