Это дерево выросло в тумане, когда я на большой скорости мчался по своим делам в другой город. В такие минуты, а может мгновения, время начинает свои игры — вижу, как скользкая дорога, словно ладонь судьбы, выносит меня в сторону, и я лечу на это дерево. Как настоящий космонавт в капсуле Ауди, урчащей домашним котом. Тут все вспомнишь. И Пушкина с его дубом и котом. Цепей на дереве не было. Не заметил.
Добавить в моё избранное
3 мин, 39 сек 19437
Дуб остался в стороне, а мою машину занесло в кусты. Словно в подушку безопасности.
Жив-не-жив? Жив! И только в эту минуту осознал, что машина продолжает урчать, а рука моя поставила рукоятку на нейтралку. Все-таки реакция летчика. Ведь я им и был.
Попробовал дать задний ход. Получилось. Ну, слава Богу, никто мне не нужен, чтобы выбраться отсюда.
Я с удивлением посмотрел на дуб. Что за чертовщина — меня продолжало тянуть к нему. Он мне часто снился во сне именно такой, раскидистый и рядом с дорогой. Правда дорога во сне была грунтовая и по правую сторону росла пшеница. Сейчас здесь спрямленное шоссе, по которому судьба просто-напросто подала меня к этому дереву.
Я заглушил машину и подошел к дереву, попробовав его обхватить. Вроде удалось, и даже сцепить руки. И в этот миг меня замкнуло — словно ударило молнией… Да, она была, молния. Гроза неслась над полем, поливая колосья пшеницы сплошным потоком воды. Но удивительно: стебли не ломались, зерна не осыпались, а земля, истощенная трехнедельным зноем, жадно поглощала воду.
Трое бежали по дороге, которая еще не успела размякнуть, хотя Васютка уже несколько раз падал и старший брат Степан поднимал его, повторяя знаменитое ругательство известного на селе шорника Гаврилы: «Колобрысь да за… сь!» Это сильно веселило Васютку и очень гневило Дашку.
— Ирод! Что же ты ругаешься! — каждый раз кричала Дашка.
И снова Васютка поскользнулся. Дашка остановилась и ждала, когда Степан, поднимая его, заругается. Она, давняя подружка Степана, стояла подбоченясь, словно умудренная жизнью баба, ее сарафан совсем стал прозрачным. Он облепил ее тело. Выделялись три места. Две точки грудей и небольшой темный треугольник внизу живота.
Но Степан не заругался, он жадно смотрел на мокрый сарафан Дашки, при этом тянул за руку Васютку, словно собачонку, не обращая внимание на его веселое повизгивание. Наконец Васютка не выдержал и начал за брата шепелявым голоском:
— Калобысь… Но Степан словно окаменел.
— Чего смотришь, — усмехнулась Дашка, — пошли под дерево!
Лицо девушки было набросано очень тонкими мазками, словно у молодой барыни Домоседовой. Наталья Павловна была на год старше Дашки, но, когда приезжали на лето в деревню, часто приглашала дочь кузнеца к себе в усадьбу. И они рядышком были совершенно похожи друг на друга, как близняшки. Бабы говорили, что Марфа уже была на сносях от самого барина, когда ее отдали за кузнеца Евдокима.
— Ну, — нетерпеливо сказала Дашка, ты идешь. Братенок совсем измок!
В ее глазах появилось нечто необычное, словно она приняла какое-то решение и ей хотелось, чтобы все быстро разрешилось.
Большой дуб у дороги оказался кстати. Крона его была настолько плотной и широкой, что трава под ним оставалась сухой. Как только малыш опустился на мягкое ложе, то сразу же заснул.
— Нам надо подсушиться, — деловито сказала девушка и, отвернувшись, рывком сняла с себя сарафан.
— Ты тоже снимай с себя все. Неровень час, застудишься.
Она стояла спиной к Степану. Он, разоблачившись, подошел к ней и обнял. Дашка вздрогнула.
— Стой и ничего не делай. Вон, Глашка, понесла от Гришки. Так его в солдаты забрали. Но потрогать-потрогай.
Ливень шел глухой стеной, отрезая их от всего мира. Степан гладил живот, груди девушки, когда доходил до треугольника, Дашка вздрагивала и слегка отстранялась:
— Не блуди, — глухо говорила она.
Степан резко развернул ее к себе и прижался. Девушка застонала, ее бросило в жар и она резко оттолкнулась:
— Хватит… милый. Хватит Степушка.
В это мгновение небо и земля сотряслись от неимоверного грохота и вспышки. Дуб затрещал и неожиданно в метре от земли показался огненный шар.
Дашка быстро повалила своего любезного друга на землю:
— Не шевелись!
Они как завороженные смотрели на шар, который очень медленно кружил вокруг дуба, словно что-то высматривая. И завис над Васяткой, который сладко спал.
— Что делать-то? — спросил шепотом Степан.
— Подтяни сук, что рядом, да брось его в сторону, — ответила Дашка, — авось уйдет за ним в землю… Но здесь Васятка сладко потянулся и поднял ручонку. Шар метнулся к нему. Мальчонка дернулся… Вся эта картина пронеслась мгновением. Я почувствовал, как меня прошило электрическим током, и я увидел в глазах красные круги, сворачивающиеся в огненную спираль. Меня тянуло за ней, и руки мои расцепились. Я упал на сухую траву. На которой когда-то лежал я мальчишкой Васяткой.
Долго я думал над видением, сопоставляя давние сны об этом дереве и своих ощущениях. Той же молнией пронзила мысль о том, что я был мальчишкой лет сто, а может больше назад. И уже, когда уезжал от этого места, задумался о жизни Дашки и Степана. А ведь они мои родственники, по крайней мере — Степан. Надо обязательно узнать об их судьбе.
Жив-не-жив? Жив! И только в эту минуту осознал, что машина продолжает урчать, а рука моя поставила рукоятку на нейтралку. Все-таки реакция летчика. Ведь я им и был.
Попробовал дать задний ход. Получилось. Ну, слава Богу, никто мне не нужен, чтобы выбраться отсюда.
Я с удивлением посмотрел на дуб. Что за чертовщина — меня продолжало тянуть к нему. Он мне часто снился во сне именно такой, раскидистый и рядом с дорогой. Правда дорога во сне была грунтовая и по правую сторону росла пшеница. Сейчас здесь спрямленное шоссе, по которому судьба просто-напросто подала меня к этому дереву.
Я заглушил машину и подошел к дереву, попробовав его обхватить. Вроде удалось, и даже сцепить руки. И в этот миг меня замкнуло — словно ударило молнией… Да, она была, молния. Гроза неслась над полем, поливая колосья пшеницы сплошным потоком воды. Но удивительно: стебли не ломались, зерна не осыпались, а земля, истощенная трехнедельным зноем, жадно поглощала воду.
Трое бежали по дороге, которая еще не успела размякнуть, хотя Васютка уже несколько раз падал и старший брат Степан поднимал его, повторяя знаменитое ругательство известного на селе шорника Гаврилы: «Колобрысь да за… сь!» Это сильно веселило Васютку и очень гневило Дашку.
— Ирод! Что же ты ругаешься! — каждый раз кричала Дашка.
И снова Васютка поскользнулся. Дашка остановилась и ждала, когда Степан, поднимая его, заругается. Она, давняя подружка Степана, стояла подбоченясь, словно умудренная жизнью баба, ее сарафан совсем стал прозрачным. Он облепил ее тело. Выделялись три места. Две точки грудей и небольшой темный треугольник внизу живота.
Но Степан не заругался, он жадно смотрел на мокрый сарафан Дашки, при этом тянул за руку Васютку, словно собачонку, не обращая внимание на его веселое повизгивание. Наконец Васютка не выдержал и начал за брата шепелявым голоском:
— Калобысь… Но Степан словно окаменел.
— Чего смотришь, — усмехнулась Дашка, — пошли под дерево!
Лицо девушки было набросано очень тонкими мазками, словно у молодой барыни Домоседовой. Наталья Павловна была на год старше Дашки, но, когда приезжали на лето в деревню, часто приглашала дочь кузнеца к себе в усадьбу. И они рядышком были совершенно похожи друг на друга, как близняшки. Бабы говорили, что Марфа уже была на сносях от самого барина, когда ее отдали за кузнеца Евдокима.
— Ну, — нетерпеливо сказала Дашка, ты идешь. Братенок совсем измок!
В ее глазах появилось нечто необычное, словно она приняла какое-то решение и ей хотелось, чтобы все быстро разрешилось.
Большой дуб у дороги оказался кстати. Крона его была настолько плотной и широкой, что трава под ним оставалась сухой. Как только малыш опустился на мягкое ложе, то сразу же заснул.
— Нам надо подсушиться, — деловито сказала девушка и, отвернувшись, рывком сняла с себя сарафан.
— Ты тоже снимай с себя все. Неровень час, застудишься.
Она стояла спиной к Степану. Он, разоблачившись, подошел к ней и обнял. Дашка вздрогнула.
— Стой и ничего не делай. Вон, Глашка, понесла от Гришки. Так его в солдаты забрали. Но потрогать-потрогай.
Ливень шел глухой стеной, отрезая их от всего мира. Степан гладил живот, груди девушки, когда доходил до треугольника, Дашка вздрагивала и слегка отстранялась:
— Не блуди, — глухо говорила она.
Степан резко развернул ее к себе и прижался. Девушка застонала, ее бросило в жар и она резко оттолкнулась:
— Хватит… милый. Хватит Степушка.
В это мгновение небо и земля сотряслись от неимоверного грохота и вспышки. Дуб затрещал и неожиданно в метре от земли показался огненный шар.
Дашка быстро повалила своего любезного друга на землю:
— Не шевелись!
Они как завороженные смотрели на шар, который очень медленно кружил вокруг дуба, словно что-то высматривая. И завис над Васяткой, который сладко спал.
— Что делать-то? — спросил шепотом Степан.
— Подтяни сук, что рядом, да брось его в сторону, — ответила Дашка, — авось уйдет за ним в землю… Но здесь Васятка сладко потянулся и поднял ручонку. Шар метнулся к нему. Мальчонка дернулся… Вся эта картина пронеслась мгновением. Я почувствовал, как меня прошило электрическим током, и я увидел в глазах красные круги, сворачивающиеся в огненную спираль. Меня тянуло за ней, и руки мои расцепились. Я упал на сухую траву. На которой когда-то лежал я мальчишкой Васяткой.
Долго я думал над видением, сопоставляя давние сны об этом дереве и своих ощущениях. Той же молнией пронзила мысль о том, что я был мальчишкой лет сто, а может больше назад. И уже, когда уезжал от этого места, задумался о жизни Дашки и Степана. А ведь они мои родственники, по крайней мере — Степан. Надо обязательно узнать об их судьбе.
