Что то было?

Расчехлив пилу, отпилила куски дерева с ближайшей крепи, нашла ложбинку в какой-то сотне метров от шахты, отволокла туда дрова, полила их взятым на крайний случай маслом, подожгла. Раздевшись и разложив одежду у костра, я сколько-то времени вертелась у огня, впитывая живительный жар пламени. Отогревшись и высушив одежду, поняла, что уже вечереет, и пора ставить палатку и ужинать. В котелке дожидались своей участи пара выпотрошенных и набитых папортником форелей или кого-то еще, пойманные днем в ручье на нахлыстовую мушку. Форель с лапшой «дохлорак» сочетается не очень, но в походе вкусы меняются — лопаешь все подряд.

Осмотрев вещи, поняла, что повезло мне лишь отчасти. Хорошо — сама цела, нож не сломан, обувь и одежда целы. Но вот в поясной сумке разбитый, казалось бы бессмертный, «Зенит 122» — это грустно, запасного фотоаппарата с собой нет.

Ночь прошла как обычно, только к утру разболелось бедро — вроде синяка нет, но идти непросто, пришлось устроить дневку. Кое-как поднялась на сопку, в подножии которой была злополучная шахта. Наверху — ровная полянка с небольшой ямкой в центре, в ней куски угля, и шагах в восьми на восток — камень с чашей и выбитыми рунами. Ни с того ни с сего решила, что это какой-то знак: дневка, резцы в рюкзаке, сожженный идол, лиственичные бревна в шахте. О риске выковыривать из древней катакомбы куски дерева, на которых стоит потолок, даже и не думала, отпуск есть отпуск, он для того и есть, чтобы делать что захочется и отдыхать в одиночестве.

Питаясь консервами из НЗ и не ходя далеко от палатки, два дня с хвостиком вырезала статую славянской богини Мары. Утром третьего, не считая дня «подземного купания», отволокла и закатила двухсполовинойметровую статую на сопку, руками, ножом и палкой углубила ямку, поставила чура, утрамбовала землю, укрепляя ее лицом на юг. Но чего-то не хватало… Сходив к вещам, вернулась к статуе и чуть глубже и четче обозначила талию, пояс, но справа на поясе оставила два выступа в виде крючков, направленных навстречу друг другу.

И вдруг решительно вложила в эти «ножны» свой верный пуукко с клинком работы очень известного московского мастера.

Спустившись вниз, собрала рюкзак и в последний раз поднялась на сопку, прошла мимо статуи, зажгла в углублении одну из пяти свечей из НЗ, и пошла дальше, в сторону большого озера.

Уже на закате подошла к озеру и идя вдоль берега на юг, искала место для стоянки. Тут уже следов людей побольше — вон ржавая жестянка, вот битая бутылка… И вот попался мне вполне приличный береговой овражек, поросший елями и с крутыми осыпями. На этот раз палатку замаскировала как следует, очажок для костра сложила повыше — инстинктам надо доверять. Утро провела с удочкой в руках, а идя по берегу нашла прекрасный кристалл эвдиалита — «лопарской крови».

Следующий вечер застал меня на берегу впадавшей в озеро речки, слишком бурной для того, чтобы рискнуть идти вброд. Конечно, в группе перейти такую речку просто и легко, но в одиночку, когда перелом будет смертелен — лучше пройти лишнее. Поднимаясь вверх по берегу, заметила, что до сопки, которую я украсила статуей, осталась пара километров. Достав монокуляр, стала рассматривать издалека свое творение — как оно вписалось в пейзаж.

И тут я сделала удивительное открытие — на соседней сопке тоже стояла статуя, из старого потемневшего дерева, и более высокая. Тем временем вечерело, а курумники попадались все чаще, и пора было останавливаться на ночлег. Конечно, обидно сделать двухдневную петлю, но уж очень хотелось мне выйти к тому озеру. На этот раз столь удачного укрытия для палатки не нашлось, пришлось ставиться на первой же ровной площадке и уже с налобником собирать хворост для костра.

Наверно, именно сбор дров с фонарем и был моей ошибкой — прыгая по склону я беспорядочно светила в разные стороны, и привлекла к себе худших хищников из всех известных на Земле. Проснулась я от… запаха. К моему комарексу примешивалась жуткая вонь давно не мывшегося и не брившегося в штанах человека. Складник будто сам вполз в левую руку. Неясные силуеты просматривались сквозь легкий тент — один на четвереньках у входа, двое других рядом, четвертый позади палатки. Если бы они заговорили, я могла бы подумать, что это заблудившиеся солдаты, но ночные гости молчали. Стоявший на четвереньках пополз в палатку, и занес вверх руку, в которой что-то блеснуло. Но мой спальник уже был расстегнут, и правая рука подбросила его вверх, луч пятиваттного диода уперся в небритую харю, а идеально заточенный клинок Бенча пересек руку с бутылочной «розочкой» по запястью и кисти. Жуткий вой беглого зека огласил окрестности, а я уже длинным прыжком, как лягушка вылетела из палатки и бросилась бежать к той сопке. Почему ноги если меня туда, я тогда не думала: «большой нож… шахта… укрытие»… вертелось в моей голове. Эта получасовая гонка в темноте была чем-то диким.