8 мин, 23 сек 7502
— мой брат кричит мне и улыбается.
— Привет! — отвечаю я, машу рукой, и ощущаю dejavu.
В руках Антона банка пепси.
— Родители убьют тебя, если увидят, — слова слетают с моего рта сами собой.
Я понимаю, они подходящие, но всё равно не мои.
— Не говори им, я оставил тебе половину.
И я беру банку из его рук и выпиваю лимонад до дна. Пузырьки приятно покалывают язык. И тут я отчетливо вспоминаю этот день. Он действительно был, много лет назад. Это был счастливый день, когда Антон пошел на поправку.
Но… врачи ошиблись.
— Ты видишь птицу? — спрашивает брат и указывает пальцем вверх.
Я запрокидываю голову и наблюдаю в небе взмах широких крыльев.
— Большая… Может быть, орел? — на самом деле я не знаю, никогда не интересовалась пернатыми.
— А на кого он здесь охотится? — задает Антон следующий вопрос, он любит вопросы.
— Может быть, на маленьких мальчиков, — я всегда подтрунивала над ним, когда сама не знала ответов. Я тоже еще ребенок, пусть и старше на пять лет.
Брат хмурится, слишком серьезно. А я, та я, которая чувствует себя марионеткой в чужих руках, готова разрыдаться от раздирающей душу печали.
За что мне это всё?
После смерти?
За что такие мучения, снова видеть его живым?
Я словно вновь переживаю ужас его гибели, но я ни в чем не виновата. Я всегда была к нему добра, всегда помогала, любила его. Была хорошей сестрой. Но так ли это было на самом деле?
— Нет, это не орел, — говорит Антон.
— Покатаешь меня на качелях?
Я согласно киваю и улыбаюсь, но эта улыбка не моя, была когда-то моей, много лет назад… Мы идем вместе в самый центр игровой площадки, где творится детский беспредел. Крики, визги и задорный смех окружают нас со всех сторон. Антон ускоряет шаг, чтобы занять освободившиеся качели. Он успевает заскочить на них, на секунду опережая другого мальчика. Что ж, кто успел — тот и сел! — главное правило детской площадки. В общем-то, как и во взрослой жизни, но он этого пока не знает, и не узнает никогда. Моему брату не удастся познать очень многого… Я раскачиваю качели, они взлетают ввысь вместе с Антоном, он зажмуривает глаза и наслаждается полетом, почти как птица раскидывает руки в стороны, словно крылья.
— Сиди нормально и держись крепко! — предостерегаю, я же старшая сестра, и он слушается.
Я почти вошла в роль, и вдруг меня посещает мысль: не второй ли шанс мне выпал?
Вновь… Нет, по-новому прожить свою жизнь! Меньше волноваться, больше любить, совершить больше добра!?
Отснять второй дубль!?
«Теперь уж я многое сделаю по-другому! Лучше! Ты уж не сомневайся!» — говорю я, обращая взор в небо, и снова вижу ту птицу, она так и кружит над детской площадкой высоко-высоко.
День и правда выдался славный. Мы с Антоном гуляли во дворе до позднего вечера, а затем ужинали вместе с родителями. Все были счастливы, я помню точно!
В тот день все были очень счастливы.
А вечером, когда родители уже легли, я заглянула к брату в комнату, склонилась над ним и поцеловала в щеку.
— Спокойной ночи, — тихонечко сказал он и перевернулся на другой бок.
И в этот момент я ощутила любовь, какой прежде не знала, и еще раз поблагодарила Бога за второй шанс, но тут… — Привет! — крикнул Антон и заулыбался широко-широко.
Он снова сидел на разукрашенной лавке.
И снова этот день повторился, один в один, и я ничего не могла с этим поделать: наша встреча на детской площадке, птица, качели, ужин с родителями и пожелание спокойной ночи. Всё, как и в прошлый раз, как и в тот день много лет назад еще при жизни. Всё повторилось до мельчайших подробностей, и я снова чувствовала себя марионеткой, не могла изменить ни единого слова, ни единого жеста, ни-че-го… За что меня заставили переживать этот день заново?
Размышляя над этим я и проводила большую часть времени. А что еще оставалось делать? Ведь мои руки двигались сами, мои губы двигались сами, и голосовые связки тоже. Я владела лишь мыслями, внутри себя самой. Очень странное ощущение, неуютное, пугающее, быть заложницей собственного тела.
За что мне это? И что особенного в этом дне? Быть может, я должна что-то в нем изменить? Но как? И… зачем?
Я искала лазейку. Вдруг я замечу что-то, прежде ускользнувшее от меня: я рассматривала других детей на площадке, взрослых, подслушивала чужие разговоры, ловила взгляды, но ничего, что могло бы хоть как-то мне помочь.
А Антон был счастлив, я видела эту сияющую на его лице улыбку, казалось, она освещала всю детскую площадку, помогая и без того прекрасному летнему солнцу. Другие дети тоже улыбались, бегали и прыгали, но в них не чувствовалось той жизни, что переполняла моего брата.
Быть может, в этом и есть ключ? Может быть, это урок мне???
— Привет! — отвечаю я, машу рукой, и ощущаю dejavu.
В руках Антона банка пепси.
— Родители убьют тебя, если увидят, — слова слетают с моего рта сами собой.
Я понимаю, они подходящие, но всё равно не мои.
— Не говори им, я оставил тебе половину.
И я беру банку из его рук и выпиваю лимонад до дна. Пузырьки приятно покалывают язык. И тут я отчетливо вспоминаю этот день. Он действительно был, много лет назад. Это был счастливый день, когда Антон пошел на поправку.
Но… врачи ошиблись.
— Ты видишь птицу? — спрашивает брат и указывает пальцем вверх.
Я запрокидываю голову и наблюдаю в небе взмах широких крыльев.
— Большая… Может быть, орел? — на самом деле я не знаю, никогда не интересовалась пернатыми.
— А на кого он здесь охотится? — задает Антон следующий вопрос, он любит вопросы.
— Может быть, на маленьких мальчиков, — я всегда подтрунивала над ним, когда сама не знала ответов. Я тоже еще ребенок, пусть и старше на пять лет.
Брат хмурится, слишком серьезно. А я, та я, которая чувствует себя марионеткой в чужих руках, готова разрыдаться от раздирающей душу печали.
За что мне это всё?
После смерти?
За что такие мучения, снова видеть его живым?
Я словно вновь переживаю ужас его гибели, но я ни в чем не виновата. Я всегда была к нему добра, всегда помогала, любила его. Была хорошей сестрой. Но так ли это было на самом деле?
— Нет, это не орел, — говорит Антон.
— Покатаешь меня на качелях?
Я согласно киваю и улыбаюсь, но эта улыбка не моя, была когда-то моей, много лет назад… Мы идем вместе в самый центр игровой площадки, где творится детский беспредел. Крики, визги и задорный смех окружают нас со всех сторон. Антон ускоряет шаг, чтобы занять освободившиеся качели. Он успевает заскочить на них, на секунду опережая другого мальчика. Что ж, кто успел — тот и сел! — главное правило детской площадки. В общем-то, как и во взрослой жизни, но он этого пока не знает, и не узнает никогда. Моему брату не удастся познать очень многого… Я раскачиваю качели, они взлетают ввысь вместе с Антоном, он зажмуривает глаза и наслаждается полетом, почти как птица раскидывает руки в стороны, словно крылья.
— Сиди нормально и держись крепко! — предостерегаю, я же старшая сестра, и он слушается.
Я почти вошла в роль, и вдруг меня посещает мысль: не второй ли шанс мне выпал?
Вновь… Нет, по-новому прожить свою жизнь! Меньше волноваться, больше любить, совершить больше добра!?
Отснять второй дубль!?
«Теперь уж я многое сделаю по-другому! Лучше! Ты уж не сомневайся!» — говорю я, обращая взор в небо, и снова вижу ту птицу, она так и кружит над детской площадкой высоко-высоко.
День и правда выдался славный. Мы с Антоном гуляли во дворе до позднего вечера, а затем ужинали вместе с родителями. Все были счастливы, я помню точно!
В тот день все были очень счастливы.
А вечером, когда родители уже легли, я заглянула к брату в комнату, склонилась над ним и поцеловала в щеку.
— Спокойной ночи, — тихонечко сказал он и перевернулся на другой бок.
И в этот момент я ощутила любовь, какой прежде не знала, и еще раз поблагодарила Бога за второй шанс, но тут… — Привет! — крикнул Антон и заулыбался широко-широко.
Он снова сидел на разукрашенной лавке.
И снова этот день повторился, один в один, и я ничего не могла с этим поделать: наша встреча на детской площадке, птица, качели, ужин с родителями и пожелание спокойной ночи. Всё, как и в прошлый раз, как и в тот день много лет назад еще при жизни. Всё повторилось до мельчайших подробностей, и я снова чувствовала себя марионеткой, не могла изменить ни единого слова, ни единого жеста, ни-че-го… За что меня заставили переживать этот день заново?
Размышляя над этим я и проводила большую часть времени. А что еще оставалось делать? Ведь мои руки двигались сами, мои губы двигались сами, и голосовые связки тоже. Я владела лишь мыслями, внутри себя самой. Очень странное ощущение, неуютное, пугающее, быть заложницей собственного тела.
За что мне это? И что особенного в этом дне? Быть может, я должна что-то в нем изменить? Но как? И… зачем?
Я искала лазейку. Вдруг я замечу что-то, прежде ускользнувшее от меня: я рассматривала других детей на площадке, взрослых, подслушивала чужие разговоры, ловила взгляды, но ничего, что могло бы хоть как-то мне помочь.
А Антон был счастлив, я видела эту сияющую на его лице улыбку, казалось, она освещала всю детскую площадку, помогая и без того прекрасному летнему солнцу. Другие дети тоже улыбались, бегали и прыгали, но в них не чувствовалось той жизни, что переполняла моего брата.
Быть может, в этом и есть ключ? Может быть, это урок мне???
Страница
3 из 4
3 из 4