Глава оранжевая: Детская радость

Сами родители, дождавшись, когда Михаил выпроводит из палаты далеко в коридор Павла, Ирину и особенно Ивана, обняли чадо и пытались его успокоить. Медбрат, до того молча наблюдавший, подошёл к ним и тихо сказал:

— Кажется, вашу семью не оставили в покое. Они послали их, чтобы и вашу дочь забрали и совершали над ней жуткие опыты, как совершали над вами. Вам стоит обоим немедленно переговорить с директором, чтобы тот оградил вас от всяких агентов со стороны. Только не говорите ему правду… такому никто не верит.

Эти слова, что были бы непонятны стороннему слушателю, ввергли отца и мать в настоящий шок, сродни тому гипнотическому состоянию, в котором ещё минуту назад пребывала их дочь. Они, чуть ли пошатываясь, встали и вышли в коридор искать директора Святославова. А медбрат, выглянув за ними в коридор и удостоверившись, что никто за ним не следит, вернулся к Тамаре, уже умолкшей и лишь обеспокоенно следящей по сторонам, взял её за руку и подвёл к окну, открывая его во всю ширь.

— Ты слишком неразборчива, чьи сны подслушивать, — коновал, взяв девочку под плечи, поставил её на подоконник и несильно ткнул ладонями в спину, выталкивая из окна.

Павел покинул территорию института в полном смятении. Родители Тамары набросились на Ваню ни с того ни с сего… Почему-то он не верил, что это произошло от их простого пуританства. Хотя Павел не чувствовал себя виноватым, всю дорогу от больницы до Московского вокзала его не покидало ощущение презрительного взгляда из-за спины. Все уличные камеры, как нарочно, поворачивались ровно туда, где проходили трое друзей. От недосыпа, кажется, уже начинали проявляться признаки паранойи, вырываясь из беспокойных кошмаров. Однако схватили Павла вполне реальные полицейские.

Большим удивлением и страшным потрясением для всех троих стало то, что по прибытии на вокзал за полчаса до отправления поезда до Москвы полиция не пропустила их как честных граждан, заплативших за билет и не везущих оружия, а повязала, без всяких разъяснений повезла в участок, где посадила в три отдельных комнаты без окон и принялась допрашивать, чем же наши герои занимались с десяти до четырёх в НИИ Мозга. Особенно сильно служители порядка докапывались до Ивана.

— Во время гипноза вы могли внушить что-либо Тамаре? — Лейтенант уголовного розыска, сидя напротив нервно гнущего шляпу Вани, смотрел на того прямо и почти в упор.

— Совершить какое-либо действие, которое она не стала бы делать в обычной жизни?

— Помилуйте… — Студент отвечал нетвёрдым голосом.

— Даже во время гипноза можно отдавать только вербальные команды, но всё, о чём я просил — без страха рассказать содержание снов. Я собирался вылечить Тамару от невроза, и, возможно, смог бы, если бы родители меня не прервали. Им не понравилось содержание снов дочери… но оно ведь не от меня зависело! Честное слово, я желал лишь блага. Были свидетели, которые могут подтвердить, что я не просил девочку ни о чём противозаконном. Это мои друзья и сам директор клиники при институте, Михаил Святославов.

— Вы утверждаете, что родители Тамары вас не знают и видели вас в первый раз… однако они сами признались, что вы следили за ними и их дочерью ещё до её лечения. Они предполагают, что вы собирались её похитить.

— Они что, серьёзно? — В удивлении Ваня чуть не раздавил о стол шляпу.

— Я даже не знаю где они живут, в Петербурге или приехали откуда-то. Сам я жил в Москве, прилежно учился, и знать не знал о Тамаре до вчерашнего дня. Если вы мне не верите, я готов хоть на полиграфе свои слова подтвердить, хоть на Библии или Конституции поклясться. Родители очень расстроились содержимым подсознания дочери и жутко на меня рассердились, а теперь… такое горе у них… врагу не пожелаешь. Понятно, что они свалили её смерть на известного им «»злодея»», ещё не до конца оправившись от потрясения с прерванным ими же гипнозом.

Лейтенанту хватило и честного слова, и он пообещал не возвращать Ивана в обезьянник, если тот совершит подписку о невыезде — если он и не был убийцей, то обязан был проходить свидетелем. Однако, после того как Иван напомнил следователю, что живёт не в Петербурге, тот ограничился просьбой вернуться по запросу для дачи свидетельских показаний.

Павла и Ирину выпустили из камер временного заключения после аналогичного опроса и подобных требований.

— Нам повезло, что родителей Тамары признали невменяемыми, — Ира презрительно обернулась назад, спеша к выходу из казённого дома, — а то бы нас запросто могли оставить в СИЗО.

— Меня больше беспокоят прокаканный рейс домой — Иван выругался резко, но тихо, будто самого себя смущаясь.

— Где нам мотаться всё время до следующего поезда?

Идущий впереди Павел, хмуро молчавший, резко остановился, подняв руку с раскрытой ладонью. От неожиданности его друзья застыли и замолчали, и теперь они смогли услышать диалог на повышенных тонах — тот доносился с самой проходной, до которой оставалось шагать метра три по коридору.