Доброго времени суток, уважаемые читатели. История, которую собираюсь рассказать, приключилась лично со мной почти 10 лет назад, но все детали отчетливо отпечатались в памяти, оставили неизгладимое впечатление прикосновения к чему-то жуткому и одновременно волшебному. Такие истории хранятся в сердце, как бесценная частичка детства, и совсем неважно, сколько в самом их действии было динамики, главное в их сути.
Добавить в моё избранное
7 мин, 1 сек 10353
Как-то февральским морозным днем я возвращалась домой из школы. Помню, светило ослепительное долгожданное солнышко, а на такие щедроты наше Заполярье скупо, нечасто балует погожей погодкой. Все больше метели до самой поздней весны, диким зверем воющие за окнами, да обильные снегопады. Этот же день запомнился своей чистотой, прозрачностью, хрустальным мерцанием пушистых сугробов вдоль дороги, сочной яркостью темно-алых рябиновых гроздьев, лазурной синевой небесного свода. Как ребенка впечатлительного, меня эта панорама необычайно радовала! Хотелось бросить тяжелый портфель с нудными учебниками в сугроб и побежать прямо в лес, в сопки, раскинувшиеся за домом, и до темноты носиться среди пышных сосен и елочек, что-нибудь представляя.
К слову сказать, было мне 11 лет, я жила с родителями в городе Мурманске, на так называемой Горе Дураков, то есть на довольно плотно застроенной возвышенности, за которой начинался лес, и детство с его шальными идеями и необъяснимыми поступками не то, что не оставило меня — играло вовсю!
Таким вот манером, не спеша, постоянно отвлекаясь и останавливаясь, чтобы набрать очередную пригоршню снега и куда-нибудь запустить, я подходила домой. В тот период к нам в гости приехала моя обожаемая бабушка. Жила она на Первомайке, в противоположном конце города, а посему, если и навещала, то оставалась как минимум на недельку. Готовила ватрушки с вареньем, встречала со школы горячим обедом и неповторимой лукавой улыбкой, рассказывала интересные истории до вечера или читала вслух что-нибудь из Стивена Кинга, к которому передала безмерную любовь и мне, заодно с полной коллекцией издательства 90-х. Это вечером, после прихода скептически ко всему настроенных родителей, приходилось делать вид, что мусолишь уроки целый день, с бабушкой же все было иначе… Вообще, надо сказать, она была и осталась для меня уникальной женщиной, какой восхищаешься на протяжении всей жизни. Искрящаяся, веселая, буквально пьянящая своим темпераментом украинка с внешностью лукаво-загадочной героини Гоголя, виртуозно гадающая на картах и от случая к случаю принимающаяся ворожить, хотя с годами все реже и реже. Не раз после смерти она снилась мне в образе ведьмы, пугающая, но по-прежнему завораживающая. Была это она или шутка воображения — не знаю. Да и плевать, я всегда рада ее приходу.
Но, возвращаясь к февральскому дню… Дойдя до крыльца и уже собираясь скрыться в подъезде, я вдруг заметила аккуратный бумажный сверток на скамейке у двери. Черт меня потянул его развернуть! Но говорю же — детство, погода, озорное настроение… Передо мной лежал простой нательный крестик. Маленький такой, серебряный, ничем не примечательный. А у меня праведный гнев взыграл, мол, «кто посмел ВЫБРОСИТЬ крест?!». И, конечно, я забрала его с собой. Принесла домой, положила на подоконник за занавеской, с поистине детской наивностью и желанием порадовать «боженьку» поцеловала три раза и убежала по своим делам. Никому про него не сказала из соображения, что «хорошее дело надо делать молча». Продолжался этот ритуал около недели — вечером отодвину занавеску, поцелую крестик и спать.
Комната у меня была отдельная, как и у родителей, а бабушке стелили постель в зале. И вот как-то утром в воскресенье лежу в кровати и слышу приглушенный разговор из гостиной. Вроде как бабушка на что-то жалуется маме. На цыпочках встала, приоткрыла дверь в коридор, прислушалась… Оказалось, на кухне постоянно что-то гремит, шумит, звенит посудой целое утро, уже в который раз, когда бабушка остается одна дома. Мама усмехнулась: «Полтергейст!» — она никогда особо не придавала значения таким вещам, хотя сама же с ними сталкивалась в юности. Днем я, понятное дело, оккупировала бабушку с расспросами, что случилось. Она только отмахнулась, мол «да погремит и перестанет».
Прошло еще около недели, и вот тут-то началось.
Бабушка по-прежнему жила у нас (на то были причины помимо помощи по хозяйству, из разряда личных), но у нее возникли какие-то проблемы при начислении и получении пенсии, и она стала почти каждый день после моего возвращения из школы отлучаться по делам до вечера. Я в то время особо не заморачивалась насчет опаски стать свидетелем «полтергейста», ибо одним из укоренившихся в моем детском сознании стереотипов был «При свете дня ничего страшного не происходит», да и на то были причины — все жутковатое и потустороннее, с чем мне приходилось сталкиваться ранее, происходило ночью. Теперь же начались те самые «шебуршания», о которых рассказывала бабушка. Но если с этим я еще могла справиться — поговорить, покричать, врубить громче телевизор, не обращать внимания, в конце концов — то когда на моих глазах резко перевернулся вверх дном тяжеленный ящик с землей, прочно стоявший на столе в комнате родителей для овощеводческих экспериментов отца, меня пробило! Во-первых, жутко. Во-вторых, нагло — при свете солнца-то! В-третьих, обидно — мне же влетит от родителей не по-детски.
Как только пришла бабушка, я ей все выложила.
К слову сказать, было мне 11 лет, я жила с родителями в городе Мурманске, на так называемой Горе Дураков, то есть на довольно плотно застроенной возвышенности, за которой начинался лес, и детство с его шальными идеями и необъяснимыми поступками не то, что не оставило меня — играло вовсю!
Таким вот манером, не спеша, постоянно отвлекаясь и останавливаясь, чтобы набрать очередную пригоршню снега и куда-нибудь запустить, я подходила домой. В тот период к нам в гости приехала моя обожаемая бабушка. Жила она на Первомайке, в противоположном конце города, а посему, если и навещала, то оставалась как минимум на недельку. Готовила ватрушки с вареньем, встречала со школы горячим обедом и неповторимой лукавой улыбкой, рассказывала интересные истории до вечера или читала вслух что-нибудь из Стивена Кинга, к которому передала безмерную любовь и мне, заодно с полной коллекцией издательства 90-х. Это вечером, после прихода скептически ко всему настроенных родителей, приходилось делать вид, что мусолишь уроки целый день, с бабушкой же все было иначе… Вообще, надо сказать, она была и осталась для меня уникальной женщиной, какой восхищаешься на протяжении всей жизни. Искрящаяся, веселая, буквально пьянящая своим темпераментом украинка с внешностью лукаво-загадочной героини Гоголя, виртуозно гадающая на картах и от случая к случаю принимающаяся ворожить, хотя с годами все реже и реже. Не раз после смерти она снилась мне в образе ведьмы, пугающая, но по-прежнему завораживающая. Была это она или шутка воображения — не знаю. Да и плевать, я всегда рада ее приходу.
Но, возвращаясь к февральскому дню… Дойдя до крыльца и уже собираясь скрыться в подъезде, я вдруг заметила аккуратный бумажный сверток на скамейке у двери. Черт меня потянул его развернуть! Но говорю же — детство, погода, озорное настроение… Передо мной лежал простой нательный крестик. Маленький такой, серебряный, ничем не примечательный. А у меня праведный гнев взыграл, мол, «кто посмел ВЫБРОСИТЬ крест?!». И, конечно, я забрала его с собой. Принесла домой, положила на подоконник за занавеской, с поистине детской наивностью и желанием порадовать «боженьку» поцеловала три раза и убежала по своим делам. Никому про него не сказала из соображения, что «хорошее дело надо делать молча». Продолжался этот ритуал около недели — вечером отодвину занавеску, поцелую крестик и спать.
Комната у меня была отдельная, как и у родителей, а бабушке стелили постель в зале. И вот как-то утром в воскресенье лежу в кровати и слышу приглушенный разговор из гостиной. Вроде как бабушка на что-то жалуется маме. На цыпочках встала, приоткрыла дверь в коридор, прислушалась… Оказалось, на кухне постоянно что-то гремит, шумит, звенит посудой целое утро, уже в который раз, когда бабушка остается одна дома. Мама усмехнулась: «Полтергейст!» — она никогда особо не придавала значения таким вещам, хотя сама же с ними сталкивалась в юности. Днем я, понятное дело, оккупировала бабушку с расспросами, что случилось. Она только отмахнулась, мол «да погремит и перестанет».
Прошло еще около недели, и вот тут-то началось.
Бабушка по-прежнему жила у нас (на то были причины помимо помощи по хозяйству, из разряда личных), но у нее возникли какие-то проблемы при начислении и получении пенсии, и она стала почти каждый день после моего возвращения из школы отлучаться по делам до вечера. Я в то время особо не заморачивалась насчет опаски стать свидетелем «полтергейста», ибо одним из укоренившихся в моем детском сознании стереотипов был «При свете дня ничего страшного не происходит», да и на то были причины — все жутковатое и потустороннее, с чем мне приходилось сталкиваться ранее, происходило ночью. Теперь же начались те самые «шебуршания», о которых рассказывала бабушка. Но если с этим я еще могла справиться — поговорить, покричать, врубить громче телевизор, не обращать внимания, в конце концов — то когда на моих глазах резко перевернулся вверх дном тяжеленный ящик с землей, прочно стоявший на столе в комнате родителей для овощеводческих экспериментов отца, меня пробило! Во-первых, жутко. Во-вторых, нагло — при свете солнца-то! В-третьих, обидно — мне же влетит от родителей не по-детски.
Как только пришла бабушка, я ей все выложила.
Страница
1 из 2
1 из 2
