В те времена земли еще никому не принадлежали, на них не было ни изгородей, ни клейма хозяина, гаушо арканили разве животных — крупный рогатый скот, а на оленей и страусов никто даже внимания не обращал… Жил в ту пору один помещик, у которого было несколько кожаных сумок, набитых унциями и добрами — старинными португальскими монетами; еще больше было у него серебра, но при этом был он очень скупым и очень, очень злым.
Добавить в моё избранное
9 мин, 17 сек 8871
Никого не пускал он на ночлег, не одалживал прохожему коня; зимой в его доме даже уголька просить было бесполезно, и люди мерзли от холода и ветра, но знали, что двери его дома для них закрыты; летом в тени принадлежавших ему деревьев умбу укрывались от зноя лишь его телята и жеребята, и никто не смел испить воды из его колодца.
Зато, когда наставала пора полевых работ, ни один человек добровольно не приходил к нему на помощь; веселым сельским жителям неохота было иметь с ним дело: он ведь кормил своих работников только шурраско из мяса тощего бычка, непросеянной мукой да горькой травой кауна и не давал ни щепотки табаку… И каждый кусок он сопровождал такими жалобными причитаниями и так над ним трясся, словно с него сдирали кожу.
Прямо в глаза он смотрел только трем существам: своему сыну — то был молодой парень, назойливый как муха; своей гнедой лошади с черным хвостом, черной гривой и черными ногами — своему верному другу, и своему рабу, очень хорошему мальчику, черному как уголь, которого все звали Негритенком.
У него ни имени не было, ни крестного отца, ни крестной матери. Поэтому Негритенок считал своей крестной пресвятую деву — она крестная мать всем тем, у кого своей нет. Каждое утро Негритенок выводил гнедого скакуна, потом готовил мате, а по вечерам страдал от жестоких забав молодого хозяина, который его мучил и издевался над ним.
Однажды помещик, долго не соглашавшийся принять участие в скачках с одним из соседей (сосед хотел, чтобы ставка — определенная сумма денег — пошла в пользу бедных, но он — ни в какую! — деньги, дескать, должен получить хозяин победившей лошади), принял предложение. Договорились они так: расстояние тридцать куадр*, ставка — тысяча унций золотом.
* Куадра — мера длины, равная 132 м.
В назначенный день на конском ристалище собралось столько народу, сколько собирается на праздник какого-либо великого святого.
Разделившиеся на две группы гаушо не знали, кому из двух скакунов отдать предпочтение, до того хороши и быстроноги были обе лошади. О гнедом ходила слава, будто он так бежит, что догнать его может только ветер; так бежит, что слышен лишь топот копыт, но не видно, как они бьют о землю… А о сером все говорили, что, чем больше ристалище, тем упорнее он стремится к победе, и что он летит как стрела… Заспорили, расстегнули свои гуайаки; один ставил сбрую, другой стада, третий необъезженных лошадей, четвертый платок.
— Ставлю на гнедого!
— Ставлю на серого!
Всадники делали первые заезды вольно, потом делали обязательные заезды, а о последнем заезде договаривались между собой, обмениваясь знаками.
Они вскочили на коней, отпустили поводья, плетки взлетели в воздух, и скакуны рванулись вперед, как ураган… — На равных! На равных! — орали зрители, расположившиеся вдоль ристалища, где быстроногая пара мчалась с одинаковой скоростью, словно была запряжена в одну упряжку.
— Пресвятая богородица, моя крестная, спаси меня! — простонал Негритенок.
— Если я проиграю, хозяин убьет меня! Но! Но! Но!
И опускал плеть на тавро, выжженное на коже гнедого.
— Выиграть бы ветряную мельницу для бедняков! — твердил свое второй всадник.
— Но! Но! Но! И пришпоривал серого. Но добрые кони неслись с одинаковой скоростью, слов но запряженные в одну упряжку. Когда оставались последние метры, серый мчался ровным ходом, а гнедой — скачками… но все время шли они вровень, все время голова в голову.
До последней черты оставалось уже совсем немного, когда гнедой внезапно поднялся на дыбы и сделал крутой поворот, а серый промчался мимо и стал победителем! Скакавший без седла Негритенок был отличным наездником и удержался на коне.
— Нечестная игра! — завопил помещик.
— Нечестная игра! — вторили ему его партнеры. Гаушо разошлись во мнениях, и тут не один храбрец схватился за рукоятку кинжала или выхватил пистолет… Но старик судья, очевидец войны, которую вел Сепе Тиаражу — вождь племени гуарани, был отличным судьей, который повидал виды. Он покачал седой головой и произнес приговор так, чтобы всем было слышно:
— Все было по правилам! Проиграл гнедой, выиграл серый. Проигравший обязан платить. Лично я проиграл сто кобыл; тот, кто их выиграл, пусть возьмет их. Все по правилам!
Никаких доказательств не потребовалось. Раздосадованный, разъяренный помещик у всех на глазах швырнул тысячу унций золотом на пончо своего противника, лежавшее на земле.
Выплата проигрышей доставила всем большую радость: победитель распорядился раздать беднякам скот, молочных коров, лошадей, рулоны материи и оставшиеся деньги. А состязания продолжались, но скакуны были уже другие.
Помещик вернулся домой; всю дорогу он был задумчив и молчалив. Лицо его было спокойно, но сердце у него билось, как птица в силках… утрата тысячи унций разрывала ему душу.
Зато, когда наставала пора полевых работ, ни один человек добровольно не приходил к нему на помощь; веселым сельским жителям неохота было иметь с ним дело: он ведь кормил своих работников только шурраско из мяса тощего бычка, непросеянной мукой да горькой травой кауна и не давал ни щепотки табаку… И каждый кусок он сопровождал такими жалобными причитаниями и так над ним трясся, словно с него сдирали кожу.
Прямо в глаза он смотрел только трем существам: своему сыну — то был молодой парень, назойливый как муха; своей гнедой лошади с черным хвостом, черной гривой и черными ногами — своему верному другу, и своему рабу, очень хорошему мальчику, черному как уголь, которого все звали Негритенком.
У него ни имени не было, ни крестного отца, ни крестной матери. Поэтому Негритенок считал своей крестной пресвятую деву — она крестная мать всем тем, у кого своей нет. Каждое утро Негритенок выводил гнедого скакуна, потом готовил мате, а по вечерам страдал от жестоких забав молодого хозяина, который его мучил и издевался над ним.
Однажды помещик, долго не соглашавшийся принять участие в скачках с одним из соседей (сосед хотел, чтобы ставка — определенная сумма денег — пошла в пользу бедных, но он — ни в какую! — деньги, дескать, должен получить хозяин победившей лошади), принял предложение. Договорились они так: расстояние тридцать куадр*, ставка — тысяча унций золотом.
* Куадра — мера длины, равная 132 м.
В назначенный день на конском ристалище собралось столько народу, сколько собирается на праздник какого-либо великого святого.
Разделившиеся на две группы гаушо не знали, кому из двух скакунов отдать предпочтение, до того хороши и быстроноги были обе лошади. О гнедом ходила слава, будто он так бежит, что догнать его может только ветер; так бежит, что слышен лишь топот копыт, но не видно, как они бьют о землю… А о сером все говорили, что, чем больше ристалище, тем упорнее он стремится к победе, и что он летит как стрела… Заспорили, расстегнули свои гуайаки; один ставил сбрую, другой стада, третий необъезженных лошадей, четвертый платок.
— Ставлю на гнедого!
— Ставлю на серого!
Всадники делали первые заезды вольно, потом делали обязательные заезды, а о последнем заезде договаривались между собой, обмениваясь знаками.
Они вскочили на коней, отпустили поводья, плетки взлетели в воздух, и скакуны рванулись вперед, как ураган… — На равных! На равных! — орали зрители, расположившиеся вдоль ристалища, где быстроногая пара мчалась с одинаковой скоростью, словно была запряжена в одну упряжку.
— Пресвятая богородица, моя крестная, спаси меня! — простонал Негритенок.
— Если я проиграю, хозяин убьет меня! Но! Но! Но!
И опускал плеть на тавро, выжженное на коже гнедого.
— Выиграть бы ветряную мельницу для бедняков! — твердил свое второй всадник.
— Но! Но! Но! И пришпоривал серого. Но добрые кони неслись с одинаковой скоростью, слов но запряженные в одну упряжку. Когда оставались последние метры, серый мчался ровным ходом, а гнедой — скачками… но все время шли они вровень, все время голова в голову.
До последней черты оставалось уже совсем немного, когда гнедой внезапно поднялся на дыбы и сделал крутой поворот, а серый промчался мимо и стал победителем! Скакавший без седла Негритенок был отличным наездником и удержался на коне.
— Нечестная игра! — завопил помещик.
— Нечестная игра! — вторили ему его партнеры. Гаушо разошлись во мнениях, и тут не один храбрец схватился за рукоятку кинжала или выхватил пистолет… Но старик судья, очевидец войны, которую вел Сепе Тиаражу — вождь племени гуарани, был отличным судьей, который повидал виды. Он покачал седой головой и произнес приговор так, чтобы всем было слышно:
— Все было по правилам! Проиграл гнедой, выиграл серый. Проигравший обязан платить. Лично я проиграл сто кобыл; тот, кто их выиграл, пусть возьмет их. Все по правилам!
Никаких доказательств не потребовалось. Раздосадованный, разъяренный помещик у всех на глазах швырнул тысячу унций золотом на пончо своего противника, лежавшее на земле.
Выплата проигрышей доставила всем большую радость: победитель распорядился раздать беднякам скот, молочных коров, лошадей, рулоны материи и оставшиеся деньги. А состязания продолжались, но скакуны были уже другие.
Помещик вернулся домой; всю дорогу он был задумчив и молчалив. Лицо его было спокойно, но сердце у него билось, как птица в силках… утрата тысячи унций разрывала ему душу.
